В гробу лежит мужчина лет пятидесяти, в меру упитанный, в парадном чёрном костюме и белой накрахмаленной рубахе, с посиневшим от натуги лицом, вздувшимися венами на лбу и шее и выпученными глазами. Ралли приникает к его груди ухом.

– Похоже, ещё живой! Попробуем сделать искусственное дыхание. Авось…

Не проходит и пяти минут, как недавний мертвец начинает дышать. Сначала едва заметно, прерывисто, затем равномернее. Его лицо, синее, безжизненное, постепенно приобретает нормальный, розовый цвет. А ещё через какое-то время мужчина воскресает окончательно: делает глубокий всхлипывающий вдох и открывает глаза. И в тот же миг, вскрикнув от больно резанувшего ослепительного солнечного света, с силой жмурит их и закрывает руками.

А когда приходит в себя окончательно, тут же напускается на землекопов:

– Кто же так работает? Я чуть Богу душу не отдал через вас! Столько ждать… Тоже мне… работнички морга!

– Вот так! – обиженно бормочет под нос Рико Чипс. – Помоги человеку – так вместо благодарности ругань услышишь…

Придя в себя окончательно, Дудко выбирается из гроба, отряхивается, поправляет на себе одежду и, не удосужившись даже поблагодарить своих спасителей, собирается уходить.

– Зачем вы будет тащить на себе такую тяжесть? Да ещё по городу? – видя, что недавний покойник примеряется, как бы взвалить на себя гроб, пробуют отговорить его от этой затеи могильщики. – Найдёте грузовик, приедете и заберёте.

– Гроб денег стоит. Оставь на вас – не увидишь ни гроба, ни денег. Знаю я…

– Да-а… – выждав, когда Дудко отойдёт со своим гробом подальше, озадаченно скребёт затылок Чипс. – Откопай такого… Зачем это нам было надо?

– Ну как же… – не совсем уверенно отвечает более рассудительный Ралли. – Как-никак живая душа… Может, на том свете нам воздастся за это.

* * *

Человек с гробом на спине на улицах Мориона – явление, конечно, редкое. И тем не менее на Джека Дудко никто особого внимания не обращает. Несёт человек гроб – пусть себе несёт. Мало ли что носят люди. Носят стулья, носят тумбочки, случается, столы носят. Ну, а тут гроб. Не такая уж большая разница…

Хотя сказать, что недавнего покойника никто не замечает, тоже нельзя. Этого, например, не скажешь о двух мужчинах средних лет, которые у обочины тротуара крепко обнимают фонарный столб – то ли его поддерживают, то ли сами держатся за него.

При виде Дудко у одного из них, того, что пониже, открывается от удивления рот и лезут на лоб глаза. Он толкает своего приятеля локтем в бок и заплетающимся языком бормочет:

– Смо-отри-и-ка! Это же Джек Дудко, мясник с Мачтового переулка, мой сосед, собственной персоной! Не-е по-онял… Вчера я был на его похоронах, а сегодня он прогуливается по городу. Да ещё с собственным гробом на спине!

– И в самом деле… с гробом! Вот чудак-человек! – изумлённо таращит глаза второй мужчина. – Так, говоришь, он помер? А ты, случаем, не того… не заливаешь?

– Стал бы я тебя обманывать! Делать мне нечего… Считай, на моих руках умер. А вчера на моих же глазах его закопали. На втором городском кладбище. И на поминках я был. И даже прилично тяпнул там…

– Значит, не понравилось человеку на том свете, – приходит к глубокомысленному заключению второй мужчина. – Должно быть, в ад определили…

Тем временем Джек Дудко сворачивает за угол дома на другую улицу, и приятели теряют его из виду. Дальше между ними происходит такой диалог:

– Странно, куда же он исчез, этот чудак-покойник?

– Как исчез? А ведь действительно исчез! Не-е по-онял…

– А что, если это был вовсе не твой сосед, а привидение?

– Священник в соборе говорил, что привидений не бывает.

– Если нет привидений, значит, у нас «галюники» начались.

– Или «белочки»?

– Одно из двух: «галюники» или «белочки».

– А если то и другое вместе?

– А разве так бывает?

– В наше время всё бывает!

– В таком случае дела наши – табак! Надо немедленно бросать пить.

– Правильно, нужно бросать! И сейчас же!

– А может, хлобыстнем напоследок ещё по стакану? Надо же как-то отметить такое событие. Не каждый ведь день, бросаем пить.

– Хорошее предложение! И, главное, своевременное. В честь такого события не грех и опрокинуть.

– В таком случае двинули. У меня ещё доллар имеется. Жена на покупку масла дала.

Приятели отпускают фонарный столб и в обнимку, пошатываясь и спотыкаясь на каждом шагу, направляются к ближайшему бару.

* * *

А в это время Джек Дудко, с красным от натуги лицом, истекающий потом, в чёрном костюме и с гробом на спине, появляется в тихом Мачтовом переулке, в котором преобладают трёхквартирные двухэтажные дома старинной постройки. В одном из таких домов под номером «10» жил до позавчерашнего дня и он.

На улице ни живой души. И только куривший в открытом окне первого этажа десятого дома костлявый мужчина в чёрной майке, увидев соседа, бодро восклицает:

– Привет, стари…

Но тут же его будто бьют по голове обухом: он осекается на полуслове, глаза становятся круглыми, а лицо враз деревенеет. И всё это – в течение какого-то мгновения. В следующее мгновение он испуганно крестится, с грохотом закрывает окно и задёргивает его шторой.

Дудко, глаза которого заливает потом, не замечает ни соседа, ни его внезапного исчезновения. Он прислоняет свой гроб к стене, шумно, по-лошадиному отдувается, вытирает белым платочком, предусмотрительно вложенным его женой Мартой в нагрудный карман, шею и пышущее жаром лицо и спешит в дом. Увидев в дверях покойного мужа, Марта, с грустным выражением на лице размышлявшая о том, как-то она будет жить теперь одна, вскрикивает и как подкошенная падает без чувств на пол. Джек Дудко приносит из кухни большую кастрюлю холодной воды и, не особо церемонясь, выливает её всю на жену. А когда та открывает со стоном глаза, с места в карьер приступает к допросу:

– Так кто это умудрился закопать меня живьём? Твоя работа? А ну-ка, признавайся!

Жена, мелко крестясь и не спуская с мужа расширившихся от страха глаз, отползает на безопасное расстояние.

– Побойся Бога!.. Что ты такое говоришь? – лепечет она непослушным языком. – Врач осматривал тебя. Вон справка на столе лежит. Сам можешь убедиться. Как это я могла похоронить тебя без врача? Кто бы мне разрешил? Скажешь такое! Ты же больше суток не подавал признаков жизни. Наглотался, наверное, снотворного…

– Ладно, потом разберёмся… Вставай! Сколько можно лежать в этой луже? – смягчается Дудко. – А с врачом я ещё поговорю. Я ему покажу справку!

– Так это ты… или не ты? – продолжая дрожать от страха, заплетающимся языком спрашивает Марта. – То есть это ты настоящий или… твоя… твой…