– Никуда он не денется. Достанем! – глухо заметил капитан, не в силах оторвать взгляда от застывшего лица. – Выходы завалены. Вот что, сержант, ты тут постереги, мало ли чего…

– Есть, товарищ капитан, – охотно согласился сержант, взяв поудобнее автомат.

Вернулись в комнату. Подсвеченная фонарями, теперь она не выглядела враждебно. Обыкновенный подвал, каких за последний год боев в Германии они насмотрелись во множестве, в таких обычно хранят марочные вина: потолок сводчатый, с четко очерченными изгибами в виде граней, поросших толстым темно-серым мохом; стены, сложенные из крепкого известкового камня, потемнели от времени и сырости.

У самого пола вдоль стен протянулись электрические кабели: надо полагать, что до бомбежки здесь было светло, да и поуютнее. Единственное, что отличало этот подвал от других, так это пол, выложенный красивой мозаикой. Причем в каждом помещении был свой рисунок.

В этой комнате пол был уложен небольшими цветными плитками, при первом взгляде не связанными между собой, но стоило лишь всмотреться в рисунки, как можно было разглядеть очертания фигуры: высокие сапоги из коричневого яшмового камня; красный плащ с меховым воротником; на груди большой крест, видно, свидетельствовавший о верховной власти…

И тут взгляд капитана, поднявшись выше, зацепил лицо, состоящее из кусочков цветного мрамора. И в тот же миг по коже неприятно прошелся холод, заполз за шиворот и куском льда остановился где-то между лопаток, невольно заставив поежиться: в изображенном облике он узнал того самого призрака, проследовавшего по коридору. За спиной, не сумев удержать накативших чувств, кто-то невольно ахнул:

– Бог ты мой! Что же это за наваждение?

Не в силах отвести взгляд, капитан рассматривал лицо фигуры, продолжая подмечать все новые черточки, подтверждающие догадку. И, как в первую встречу, ему показалось, что куски мрамора слегка дрогнули и разошлись в благожелательной улыбке.

Справляясь с наваждением, капитан шагнул вперед, прямо в свет луча, и, аккуратно переступив через каменное лико, протопал в угол, где стоял сейф. Следом, шурша подошвами сапог, прошли остальные разведчики.

– Посвети в глубину, – глухим голосом приказал капитан бойцу, топающему рядом.

– Есть! – поднял он руку.

Луч света широко резанул темноту, скользнув по распахнутому сейфу, зацепил краешком дверцу, с которой свисали ключи на коротенькой цепочке, и выжидательно замер на длинной узкой коробке из темно-коричневого дерева.

Капитан невольно сглотнул набежавший ком: «Неужели здесь копье?» Разведчики молча обступили сейф.

– Какое сегодня число? – неожиданно спросил капитан негромким голосом.

– Тридцатое апреля, – отвечал сержант.

– Запомни этот день.

Подняв коробку, капитан слегка качнул ее, как если бы пробовал на вес. Внутри что-то тяжело шаркнуло. Придирчиво осмотрел ее со всех сторон, словно бы хотел выискать изъяны, и только после этого с величайшей осторожностью приоткрыл крышку. На бархатной поверхности, стянутое к подошве обыкновенной медной проволокой, будто бы угодившее в плен, лежало Копье судьбы. На первый взгляд в нем не было ничего особенного, достойного внимания, за свою не столь длинную жизнь ему приходилось лицезреть куда более значимые вещи. Следовало бы захлопнуть коробку и двигаться дальше. Но сделать это отчего-то не хватало сил. В копье было заключено нечто такое, не подвластное ощущениям, что заставляло смотреть на него, въедливо разглядывая каждую частичку. Капитан невольно отметил, что особенно темным металл был именно в заточенной части, – изменить первоначальный цвет его заставил не почтительный возраст орудия, а пролитая кровь Христа. Самую середину копья опоясывала золотая пластина со следами неровности.

Протискиваясь вперед, в спину толкнулся боец. Следовало бы выразить неудовольствие, но капитан не мог оторвать взгляда от копья. И чем больше он на него взирал, тем сильнейший восторг его переполнял. Человека, сотворившее такое чудо, уже много столетий не было в живых, а его творение продолжало воздействовать на умы. На какое-то время разведчики позабыли о том, что находятся в подземелье, об опасности, что соседствовала под боком.

Прямо наваждение какое-то!

«Может, у меня одного такое состояние?» – обернулся капитан, и увидел, что из-за плеча на него смотрело четыре пары глаз, одинаково горящих. Видно, в этой вещице было немало колдовского, если она сумела в одну минуту укротить разведчиков.

Стараясь освободиться от чарующего плена, капитан приказал:

– Давай мой мешок!

Обращение прозвучало несколько грубовато, но вряд ли сейчас кто обратил внимание на его слова. Боец, стоявший подле, охотно подхватил мешок и протянул его капитану.

– Открой, балда! – отчего-то рассерженно протянул Саторпин. – Вытащи копье.

Так же молча боец уверенно размотал горловину и извлек копье.

– Видал! – торжествующе произнес капитан Саторпин, переводя взгляд на протянутое копье. – Такое ж, как наше.

По губам бойцов мазанули лукавые улыбки.

– Такое же, – сдержанно согласился старшина.

– Ну давай его в мешок, – распорядился капитан. – Горловину распахни, да пошире!

Присев на корточки, боец принялся развязывать горловину. Взгляды разведчиков были устремлены на его пальцы, проворные, словно у фокусника. Никто не заметил, как в этот самый миг приоткрылась входная дверь и в проем просунулась голова эсэсовца. Коротко прозвучала автоматная очередь, и на распахнутый мешок повалился боец.

В какой-то момент Савва Саторпин осознал, что продолжает стоять в углу, сжимая злосчастное копье. Следовало бы его выбросить, вскинуть автомат и выдать ответную очередь. Но это значило бы отшвырнуть от себя реликвию и взяться за автомат, но оскорбить святыню он не мог, а потому держал в руках копье, как последнюю свою защиту, или как броню, что спасает рыцаря от разящего удара булавы.

Капитан с ужасом наблюдал за тем, как из проема прямо ему в грудь направляется укороченный ствол автомата, видел палец, покоившийся на курке. Мгновения медленно переползали в вечность, за это время он успел дважды родиться и столько же раз умереть, он сумел увидеть, как зарождаются звезды и как от старости умирают целые галактики. Первая пуля расщепила коробку, швырнув занозистые обломки в стену, вторая, зло шаркнув по копью, отрикошетила в стену.

В ответ коротко огрызнулся пистолет-пулемет Шпагина, а эсэсовец, хлопнув дверью, уже побежал к выходу.

– За ним! Уйдет! – кричал капитан.

Старшина, увлекая остальных бойцов, бросился следом.

Оставшись в одиночестве, капитан увидел, что золотая пластина с копья содрана, а на металлической поверхности отчетливо обозначился след от пули. Быстро содрав пластину с припасенного копья, он уверенно насадил его на настоящее, прикрыв царапину.

И поди тут разберись, где настоящее копье, а где фальшивка!