Покидая квартиру, участковый наклонился к Ксении и со значением произнес:

– Соображать надо, кому дорогу переходите. Сбавьте обороты, иначе ваш сын попадет в такое место, по сравнению с которым армия покажется ему раем.

Ночью она ни на секунду не сомкнула глаз, в голове крутилось одно и то же: «Как там Глебушка? Дышит ли еще? Господи, дай ему сил вынести это! Господи, дай сил!» Мобильник у сына был выключен. Под утро она лишь молила: «Богородица, спаси сына! Если останется живой, клянусь, забуду о мирской суете! Умоляю, спаси сына!»

Женщина не сомневалась: участковый говорил правду, у Фархадини и людей, которые за ним стоят, огромная власть в городе. Но она все-таки решила бороться. К началу рабочего дня Ксения уже стояла у прокуратуры.

– Вы? – удивился следователь, которому поручили работать по ее заявлению, совсем мальчишка, и тридцати нет. – Так скоро?

– Я хочу заявить о похищении человека.

– Кого похитили?

– Моего сына. На меня оказывают давление.

И она рассказала, что вчера произошло.

– Вот медицинская карта Глеба, ему диагностировали астму в восемь лет. Вот его военный билет, присвоена категория «Д», видите? Его не имели права забирать в армию! Это сделали специально, чтобы заткнуть мне рот.

– Возможно, в произошедшем нет злого умысла, – скучным голосом отозвался следователь. – Может, секретарь что-то напутала и ошибочно занесла вашего сына в списки призывников. Я пошлю запрос в военкомат, они дадут официальный ответ, потом будем разбираться. Если это ошибка, то ваш сын конечно же вернется домой, а виновные понесут наказание.

– Сколько ждать?

– Недели две-три, максимум – месяц.

– Поймите, Глеб не продержится столько, он умрет!

Парень развел руками:

– Ничего не могу сделать, таков порядок.

Ксения видела, что бюрократической машине совершенно наплевать и на умершую девочку, и на ее сына, который не сегодня-завтра задохнется в казарме.

Ноги сами собой привели ее в церковь. Она истово молилась за упокой души рабы Божьей Светланы и за здравие раба Божьего Глеба. За временем она не следила и когда вышла из церкви, уже смеркалось.

В этот момент раздался звонок мобильного телефона. Звонил анестезиолог Леонид Евгеньевич.

– Ксюш, считаю своим долгом тебя предупредить, – без предисловий начал он, – поскольку сегодня ты пропустила дежурство, Фархадини собирается уволить тебя за прогул.

Ксения ничуть не удивилась: этого следовало ожидать. Да она и сама бы не вернулась в медсанчасть.

– Это еще не все, – продолжал Леонид Евгеньевич. – Фархадини сказал, что скоро следователь вызовет меня на допрос… В общем, руководящая линия партии такая: никакой девочки не было, а ты просто любовница Фархадини, он тебя бросил, вот ты в отместку на него и клевещешь. И я, и он, и все сотрудники хирургии будут придерживаться этой версии. Если будешь упорствовать, встанет вопрос о твоей психической вменяемости. Вот такие у нас новости…

– Понятно, – протянула Ксения. – Ты-то сам как? Спишь спокойно? Кошмары не мучают?

Анестезиолог вздохнул:

– У меня три дочери, ты в курсе, поэтому сплю я всегда неспокойно. Каждой надо квартиру купить, одеть прилично и замуж выдать. Женихи сейчас привередливые пошли, им подавай невест без материальных и жилищных проблем. Мне моя работа дорога, я против Фархадини не пойду, как он велит, так и сделаю. Извини, подруга, но как говорится, дружба дружбой, а денежки врозь.

Не то чтобы Ксения сильно рассчитывала на поддержку коллег, но, оказавшись в полнейшем одиночестве, убедилась в справедливости поговорки «Один в поле не воин». Как она докажет свою правоту? Все улики давно уничтожены, а тело девочки наверняка уже кремировали вместе с бомжами. Ее слова против показаний остальных врачей. Уже сейчас ясно, что она проиграет эту битву. Вот только какой ценой? Пока она лишь разрушила свою карьеру хирурга, но если будет упорствовать, убьет и своего сына.

Мать постоянно набирала номер мобильника Глеба, но безрезультатно. Ночью он вдруг сам позвонил на домашний телефон.

– Мам, привет! Мне разрешили позвонить.

Услышав его голос, Ксения разрыдалась.

– Сыночек, как ты? Ты хорошо кушаешь? Как здоровье?

– Не плачь, мам, все нормально. Тут кормят. Правда, немного холодно, но мне разрешили передать теплые вещи – свитер, носки. Завтра зайди в военкомат и оставь для меня. Да, и еще белье, а то у меня все грязное.

Глеб держался мужественно, но дыхание у него было тяжелое, с присвистом. Кения чувствовала, что на подходе приступ бронхиальной астмы.

– Тебе дают лекарства от астмы?

– Тут есть врач, – обтекаемо ответил сын, щадя ее нервы.

Он берег мать, а она его подвела. Допустила, чтобы единственному дорогому сыночку причиняли боль и страдания. Она мучилась угрызениями совести и не знала, как поступить. Память убитой девочки требовала, чтобы виновные были наказаны, но суровая реальность такова, что наказан будет ее сын.

Она выдержала только сутки. Потом поехала в прокуратуру и забрала заявление. Сказала, что от обиды и ревности оговорила своего невиновного начальника. Через два часа домой вернулся Глеб – грязный, оголодавший, испуганный. Месяц ушел на то, чтобы вернуть его здоровье на прежний уровень…

Закончив рассказ, Аксинья зябко поежилась под пушистой песцовой шубой. А я уже не удивлялась, почему Анну Корягину не лишили родительских прав. Я-то полагала, что опека просто не успела этого сделать: мать покончила с собой. На самом деле бедняжка пережила своего ребенка на два месяца и даже не подозревала о том, что Светочки больше нет в живых. Хотя нет, она наверняка чувствовала, ведь материнское сердце – вещун.

Теперь я знала, почему убили Махнач, Прудникову, Бизенкову и Фархадини. Эта преступная группировка поплатилась за то, что отнимала детей у родителей и потрошила на донорские органы. Но что толку? Судя по всему, у преступников было мощное прикрытие в городе. Как я смогу доказать их причастность, если каждый, кто что-либо знает, боится раскрыть рот?

– Я так понимаю, что от своих слов вы откажетесь? – на всякий случай уточнила я.

– В смысле? – не поняла певчая.

– Вы ведь не сможете повторить их в компетентных органах? В прокуратуре, например?

– Смогу.

– А как же сын? Не боитесь, что его опять заберут?

Она помолчала, потом прошелестела:

– Некого больше забирать. Глеб умер.

Я ахнула:

– Приступ астмы? Все-таки доконал его этот визит в военкомат?

Аксинья покачала головой:

– Нет, не астма. Несчастный случай. Первого января пошел к другу в гости, поднимался на лифте, лифт сорвался с шестнадцатого этажа и упал. Глеб погиб на месте. Не знаю, совпадение ли это, но как раз сорок дней было, как Светочка умерла. Как думаете, это ведь не случайно?