Девушки заспорили насчет того, стоит ли вообще прикасаться к этой священной грязи. По мнению Кэррадайн, офицеры любезно привезли их сюда, затратили столько сил и времени, поэтому хотя бы из вежливости можно попробовать. Потом возникла дискуссия насчет одолженных им купальных костюмов — а не загрязнятся ли они до неузнаваемости? Но Наоми успокоила всех, сказав, что грязь можно будет предварительно отстирать. Фрейд не возражала. Все еще в своей служебной форме, так и не переодевшись в купальный костюм, она шагнула к бассейну и опустилась на колени. На ощупь проверив температуру, она погрузила руки в грязь, после чего смазала ею щеки и лоб. Развязав шнурки форменного платья, она опустила его сначала до плеч, потом до талии, потом, обнажив ноги до самых бедер, обыденно-сосредоточенными движениями втерла грязь в грудь. На лечебные процедуры это походило мало.

Наоми сразу же поняла — это попытка самоуничижения!

Подбежав к Карле Фрейд, она взяла ее за плечи и заставила выпрямиться. Форменное платье Наоми перепачкалось. Она дотащила Карлу до бассейна с водой, усадила под краном, смыла грязь и тщательно обтерла ее полотенцем. Лицо Фрейд она отерла уже потом.

— Незачем тебе замарывать себя! Незачем! Это его нужно замарать!

Остальные девушки сочли долгом хоть чуточку испробовать на себе лечебную грязь, чтобы потом с чистой совестью сказать об этом мужчинам.

Из-за дверей доносился разговор Дэнкуорта и Шоу — они задавали друг другу дурацкие вопросы и отвечали на них взрывами хохота. Судя по всему, бросались друг в друга грязью. Все считали, что если они выйдут раньше мужчин, те сочтут это невежливым, поэтому решено было дождаться их. Пользуясь случаем, Кэррадайн сообщила, что муж пошел на поправку и даже съездил в Лондон.

Все надели форменные платья. А Салли неожиданно для себя во всеуслышание заявила, мол, как здорово, что у них с Наоми теперь появилась мачеха.

— Папочка ваш ждал, пока вы уберетесь, доченьки, — высказала предположение Леонора.

— Она убежденная пресвитерианка, — пояснила Салли. — И нашего отца в пресвитерианство заманила.

— Ничего с ним не случится, — успокоила ее Кэррадайн.

— Не могу себе представить, что кто-то по доброй воле может выйти за моего старика, — призналась Онора. — Постарел, ожесточился. Хорошо, что хоть мама еще жива.

Все с явным облегчением смыли с себя остатки лечебной грязи, досуха растерлись полотенцами, переоделись и по ступенькам поднялись из купальни наверх. Появились раскрасневшиеся Дэнкуорт и Шоу. На них вонь серы не подействовала никак.

— И куда это мы вас затащили! — шутливо сокрушался Шоу. — Грязь вообще-то везде можно найти. А мы потащили вас сюда, будто это чудо какое-то!

— Это священная грязь, — напомнил Деметриос.

Женщины старались притворяться, что получили настоящее удовольствие. В кофейне под открытым небом для всех заварили густой крепчайший кофе, к которому подали медовые лепешки, пирог с фруктовой начинкой посредине и пончиками по краям. Это заметно оживило впечатление. Теперь уже говорили все хором, наперебой. Фрейд, не отпуская руку Наоми, изо всех сил старалась соответствовать общему веселью и порой даже отваживалась улыбнуться. Но было заметно, что улыбки часто оказывались невпопад.

Салли заметила, что Шоу поморщился от боли, неудачно скрестив ноги. Она тут же склонилась к нему.

— Сколько вы там пробыли? На Галлиполи?

— Три с лишним месяца. Замучились с этими орудиями.

— Так тяжело было?

— Как сказать, — заговорил он, — сложно было с вертикальной наводкой. Удавалось поднять ствол только у тридцати процентов орудий. Остальные приходилось втаскивать наверх. Муки адовы!

Он пытался свести все к проблемам рельефа. Абстрагироваться от трупов. И Салли, поняв это, не стала расспрашивать дальше.

— Вы, случаем, не знали такого капитана, Хойла? — спросила Наоми, не выпуская руки Фрейд.

По глазам Шоу было видно, что он прикидывает, какое отношение она имеет к капитану Хойлу.

— Нет-нет, мы с ним не родственники. Просто знакомые. Всего разок прокатились к пирамидам.

— Капитан Хойл погиб в самый первый день, — сказал Шоу. — Сразу после высадки.

— Дело в том, что перед отъездом он оставил мне свои часы. Я никак не могла понять, что это должно означать. Мы были с ним едва знакомы. И носить при себе эти часы было как-то… в общем, эти часы не давали мне покоя.

Говоря это, она поглаживала запястье Фрейд.

Лицо Шоу посерьезнело. Серьезность не очень-то ему шла.

— Это была мгновенная смерть, — клянусь вам. — В тот день многие погибли мгновенной смертью.

* * *

Всю дорогу до Мудроса они пели. Полевые цветы, близость Эгейского моря, Фракии — все это настраивало на благодушный лад. Даже Фрейд. Ну, а священная грязь, серная вонь — это навеки вошло в комический репертуар прошлого. На последнем перед госпиталем спуске Салли издалека увидела у самого ограждения разбиравших еду — свой горький хлеб — солдат.

С утра в понедельник явился полковник в сопровождении старшей сестры. Они забрали Фрейд прямо из-за стола в столовой. Полковник объяснил, что хочет «побеседовать» с ней у себя в кабинете. Наоми, решив, что приглашение относится и к ней, тоже поднялась. Но старшая сестра со строго дозированным презрением довела до сведения «младшей медсестры Дьюренс», что та может спокойно сидеть дальше. Салли заподозрила, что эта парочка — полковник и старшая — тащит Фрейд на свою территорию, чтобы еще раз поизмываться над ней.

Когда Фрейд к одиннадцати утра вернулась в столовую с непроницаемым лицом и совершенно сухими глазами, видели ее только немногие, кто еще оставался там. К тому времени Салли уже ушла — из-за полной непредсказуемости графика ее отправили на дневное дежурство. Таким образом о своем предстоящем переводе в Александрию Фрейд имела возможность сообщить лишь очень немногим. Но ведь еще должен быть суд, возразила одна из медсестер. Фрейд сначала поморщилась, потом лицо ее исказилось гневом.

— Никакого суда не будет, — отрезала она. — Тут они все заодно. Мне сказали, что этого мальчишку просто подговорили другие солдаты. И его — вы будете смеяться — отправили на Галлиполи. Ну, а от меня решили отделаться переводом в Александрию. Санитары снова будут вести себя по-старому, этого монстра, а заодно и меня перекинут в другое место.

С отсутствующим видом Фрейд замолчала. Было видно, что такая несправедливость ее угнетает.

— Даже если мы победим на Галлиполи, солдаты как были зверьем, так и останутся. И глупость как была, так и останется.

Новость ошарашила и всех остальных. Они сокрушенно качали головами, однако хоть их гнев и был силен, но при этом слишком разбросан, рассредоточен, чтобы его приняли во внимание. Когда Наоми предложила обойти отделения, Фрейд сказала, что вход ей туда воспрещен. «Могу себе представить, — сказала она, — как этот скот своими мерзкими лапами будет вытаскивать раненых из ущелий, прикасаться к ним».