Когда они подошли ближе, картина за стеклами приобрела более ясные очертания, и стало понятно, что это не случайное нагромождение скульптур, а модель города Гатлона, выполненная с непостижимой уму точностью. И все это было сделано из сверкающего стекла, чистого, как слеза.

– Это что, художественная выставка? – спросила Нова, а ее взгляд тем временем перескакивал с Городского парка на верхушку Штаба Отступников, дальше к Торговой Башне и вниз, к портовым докам и мосту через реку Снейквид.

– Не совсем, – ответил Адриан и постучал в стекло костяшками пальцев. – Это скорее… детский городок, для игры. Это что-то вроде хобби Бандита.

– А кто такой Бандит?

– По-настоящему его зовут Макс. – Он снова постучал. – Эй, Макс – к тебе пришли.

По другую сторону городка появилась фигурка. Это был мальчик лет десяти, с пшеничными волосами, вившимися в беспорядке вокруг ушей и над густыми бровями. Он медленно пошел по стеклянному городу, ступая босыми ногами по Брод-стрит, осторожно ставя ноги между машинами такси и деревцами в крохотных кадках, стараясь не сбить стеклянных пешеходов. Он так сосредоточился на этом процессе, что лишь на полпути заметил Нову.

Он замер, изумленно распахнув глаза.

– Бессонница!

– Бандит? – догадалась она.

Остаток пути к разделявшему их окну он проделал почти бегом. С этого края макета небоскребы уступали место складским помещениям и стапелям. Широкий полукруг, обозначавший берег залива Хэрроу Бэй, давал достаточно места, где мальчик мог встать.

– Твой бой на испытаниях – это же лучшее, что я в жизни видел. Я терпеть не могу Горгулью. И – ух ты, гляди-ка – ты даже еще ниже ростом, чем я думал!

Оскар прижал нос к стеклянной стене.

– Ты хоть раз в жизни говорил с Горгульей?

Макс выразительно закатил глаза.

– Ой, да будет тебе! Я видел достаточно интервью с Отмороженной и ее командой, чтобы понять, что его мозг на две трети состоит из осадочных пород.

Губы Новы растянулись в улыбку – первую настоящую улыбку за весь день.

– Это сейчас была геологическая шутка?

Пропустив ее слова мимо ушей, Макс вместо ответа повернулся к Адриану.

– Ты можешь ее нарисовать?

Нова вытаращила глаза.

– Кого нарисовать? Меня?

– Конечно, – Адриан оглядел на нее. – Если она не будет против.

– Ты должна согласиться, – Макс покопался к заднем кармане штанов и извлек на свет шестидюймовую фигурку Горгульи. – Видишь? У меня тут свои испытания.

Он махнул рукой туда, откуда пришел.

– Стадион вон там. Я решил запечатлеть тот момент, когда ты победила и присоединилась к нашему отряду.

Нова поглядела поверх небоскребов и, хотя стадион ей не виден был, она легко представила себе его на другой стороне городского центра – на том же месте, что и в реальном мире.

– К нашему отряду? – обратилась она к Адриану, который, сидя на корточках, уже начал рисовать на стеклянной стене.

Ей ответил Оскар.

– Макс не может участвовать в патрулировании, но мы сделали его почетным членом отряда. Так ему хотя бы форму выдали.

Нова окинула взглядом мальчика – сейчас на нем была клетчатая фланелевая пижама.

– Ну как тебе? – спросил Адриан.

Отступив на шаг, она увидела рисунок – ее портрет на стекле простой, но удивительно точный. На ней была не форма Отступников, а рубашка в полоску и спортивные брюки, как в день испытаний. Он нарисовал даже игрушечную пушечку у нее в руке.

– Отлично! – сказал Макс.

Адриан прижал руку к окну, и Нова увидела, что чернила втягиваются прямо в стекло и материализуются по ту сторону в виде трехмерной фигурки.

– Ух ты, – восхитилась она, – Первый день работаю и уже стала игрушечным солдатиком.

Подняв голову, Адриан усмехнулся.

Схватив фигурку, Макс засеменил обратно через весь город. На углу Рейкс-авеню он остановился.

– Спасибо, Адриан. Бессонница, очень приятно познакомиться. Я реально твой большой фанат.

Адриан помахал ему рукой, и Нова, не зная, как реагировать на такое неожиданное признание, тоже махнула.

– Спасибо… – начала она, но Макс уже повернулся к ним спиной. Нова еще раз осмотрела макет города, на этот раз более пристально. – Ты что, сам это все сделал?

– Это наше любимое детище, уже несколько лет, – Адриан встал и убрал маркер. – Мы всю душу в это дело вложили. По крайней мере, Макс чем-то занят.

Нова оглядела в комнату, насколько было возможно. Узкий проход вел к закрытой двери на другой стороне.

– Он что, здесь заперт?

Не получив ответа, она обернулась и заметила пробежавшую по лицу Адриана тень. Руби и Оскар хмурились – не сердито или грустно, а скорее… безропотно.

– Это не тюрьма, – пояснил Адриан. – Макс бы мог уйти, если бы захотел или в случае необходимости. Но он понимает… – Адриан замялся. – Он никогда не пытается выйти.

– Почему?

Их взгляды встретились.

– Мы называем это карантином. Максу лучше оставаться здесь для его же блага. И для нашего. – Он развел руками. – Здесь все постарались устроить максимально удобно.

– Так он болен.

– Не совсем, – с трудом подбирая слова сказал Адриан. – Он…

– Опасен, – пришла на помощь Руби.

– Очень ценен, – одновременно с ней произнес Оскар.

Нова совсем запуталась, но прежде чем ей успели что-то пояснить, в карантине Макса раздался лязг открываемой двери. Она распахнулась, сзади виднелась еще одна комнатка. В круглую комнату вошла женщина в громоздком комбинезоне, в шлеме, полностью прикрывающем лицо, и с автономным дыхательным аппаратом. Большая часть комбинезона была белоснежной, с металлическими манжетами на запястьях, щиколотках и шее. Это было похоже на скафандр для работ в зоне ядерного загрязнения.

Женщина держала белый ящичек с медицинскими инструментами. Макс со скучающим видом следил за ее движениями.

Женщина ничего не сказала, но Макс оставил фигурки Бессонницы и Горгульи и стал пробираться к ней.

– Что происходит? – поинтересовалась Нова.

– У него регулярно берут анализы. Кровь, слюну… – Адриан пожал плечами. – Я, честно говоря, и сам толком не знаю, что они там с этим делают.

– Пытаются его лечить? – предположила она, как что-то само собой разумеющееся.

Но Адриан мотнул головой.

– Вряд ли. Дело не совсем в этом. Кажется, с этим работают в отделе исследований и разработок.

Вздохнув, Адриан отвернулся.