– Сэр! – окликнул его Пьетро, успевший оседлать коня. – Так вы простудитесь ненароком! Дождь усиливается!

Байрон повернулся спиной к дому и быстро пошел прочь. Неожиданно воспоминания нахлынули на него бурным потоком: он опять с горечью вспомнил Шелли, Уильямса, малышку Аллегру и даже мать, чей образ давно остался в памяти смутным видением.

– Я готов, – он пришпорил лошадь, стоявшую, понурив голову, безучастно подчинившись своей скромной судьбе. Пьетро поехал следом…

В порту они сразу поняли: сегодня корабли в море не выйдут.

– Завтра тоже вряд ли, – заявил капитан. – Ветер не меняется и дует слишком сильно. Он тут же отнесет корабль в противоположном от материка направлении, если вообще не выбросит на берег. Здесь очень опасные участки. Лучше переждать. В этих краях подобная погода долго не продержится.

Вещи погрузили на борт, сопротивляющихся лошадей, позабывших первое путешествие по воде, затолкали в трюм. Они возмущенно фыркали, трясли гривой и норовили лягнуть тянувших их за поводья слуг. Во время суматохи в порту объявился слуга банкира Байрона – господина Хэнкока. Чарльз Хэнкок, искренне помогавший Джорджу улаживать финансовые дела на Кефалонии, прослышал о задержке и пригласил своего знатного клиента переночевать у него в доме.

– Поезжайте, сэр, – посоветовал Пьетро. – Я останусь на корабле и прослежу за погрузкой. Вам не следует ночевать в сырой каюте, и так уже промокли до костей.

Джордж спорить не стал. Он чувствовал себя уставшим и впервые после приезда на остров больным, в дурном настроении. Медленно Байрон спустился по трапу.

«Я никак не уеду из этого места, – подумалось ему, – будто меня отсюда не хотят отпускать».

Он оглянулся на темный корабль, качавшийся на воде. Громадина поднималась и опускалась в такт с вздымавшимися к небу волнами. Горы вдали слились с черным небом, и, только сильно напрягая зрение, можно было разглядеть их очертания. Надрывно кричали чайки, пролетая низко над морем. Байрон плотнее закутался в плащ и пошел прочь. За спиной слышались крики матросов на греческом, слуг на итальянском и лай ньюфаундленда, оставшегося на борту. Впереди царила мгла, время от времени озарявшаяся светом факела или отблеском чьего-то окна…

* * *

Два дня Байрон гостил у банкира. Двадцать восьмого декабря в три часа утра он покинул теплый гостеприимный дом и вновь взошел на палубу «Мистико» вместе с доктором Бруно и Тито. Гамба и слуга-негр Трелони обосновались на «Бомбарде». Погода изменилась – ветер чуть стих, небо расчистилось, но по-прежнему было холодно и промозгло. Путь лежал на Закинф, где Самюэль Барф, торговец и банкир, должен был выдать Байрону крупную сумму денег наличными.

Занимался рассвет. Постепенно появившееся на небосклоне зимнее солнце начало согревать воздух. Байрону не сиделось в тесной, грязной каюте, и он встал на палубе, наслаждаясь долгожданным теплом. Наконец-то перед глазами снова появились очертания береговой линии лежащего вдали материка, позади осталась Кефалония, нехотя отпускавшая путников в опасное путешествие.

День прошел спокойно, и назавтра оба судна оказались на Закинфе. Вскоре на борт «Мистико» поднялся Барф улаживать дела с Байроном. Сэр Фредерик Стовин, представитель Англии на Закинфе, и некий доктор Томас, услышав о прибытии кораблей, решили последовать примеру банкира. Стовин настоятельно приглашал соотечественников к себе домой, выказывая чрезмерное и даже назойливое радушие, но Байрон приглашение вежливо отклонил.

– Поверьте, сэр Стовин, мы бы с удовольствием задержались, но наш отъезд с Кефалонии и так откладывался непростительно долго, – объяснил он. – В Месолонгионе ждут меня с нетерпением, хотя я прекрасно понимаю, что выступаю в роли небольшого мешка с деньгами, не более. Тем не менее средства эти действительно помогут и, судя по письмам моих друзей, находящихся сейчас в Месолонгионе, в них сильно нуждаются как флот, так и артиллерия.

В шесть вечера, не откладывая выход в море ни на минуту, корабли снялись с якоря.

– Надеюсь, нас встретят возле Месолонгиона, – сказал Байрон доктору. – Они должны курсировать неподалеку от берега, ожидая наше появление. Турецкие суда, по последним слухам, сняли блокаду Месолонгиона с моря, а значит, в любом случае нам навстречу могут попасться лишь греческие корабли.

Услышавший последние слова капитан подошел ближе.

– Я не так оптимистичен, сэр, – встрял он в беседу. – К сожалению, в этих водах может курсировать кто угодно. К тому же побережье возле Месолонгиона – сплошь камни, рифы и утесы, выступающие из-под воды, порой совсем незаметные. Подойти к берегу крупному кораблю сложно. Нам в любом случае понадобится помощь.

До десяти все шло хорошо. «Мистико» шел куда быстрее своего собрата, и, чтобы лучше ориентироваться в наступившей темноте и не терять друг друга из вида, греческие матросы начали петь песни. Монотонные звуки долетали до ушей товарищей с другого корабля, и те подхватывали песню с неменьшим воодушевлением.

– Странное ощущение, – поделился Байрон с доктором, – словно сирены превратились в матросов и напевают свои жуткие мелодии.

На небе сверкали звезды. Луна, которую периодически закрывали облака, прочертила по поверхности воды узкую дорожку. Но ни песни, ни тусклый лунный свет не позволяли различить второй корабль, все сильнее отстававший от прыткого «Мистико». Напоследок большой, но медлительный «брат» послал сигналы при помощи карабинов.

– Встретимся в Месолонгионе, – прокомментировал выстрелы капитан. – Надеюсь, все обойдется…

– Конечно, как иначе? – настроение у Байрона улучшалось с каждой милей, пройденной в сторону материка. Он обернулся – второй корабль полностью скрылся в ночной мгле. Не было больше слышно ни песен, ни выстрелов, ни криков капитана, во всю глотку отдававшего приказы. В полночь «Мистико» остался в море один на один с неизвестностью.

Спать Джордж не ложился. Он продолжал вглядываться в темноту, надеясь вскоре увидеть очертания города. Но в три часа утра поднялся сильный ветер.

– Следует остановиться, – к Байрону подошел капитан. – Иначе можем налететь на мель или на рифы. Когда рассветет, пойдем дальше.

Байрон с неохотой кивнул. Он понимал, что капитан прав и торопиться не следует.

– Надеюсь, второе судно тоже остановится, – ответил он капитану.

– Думаю, да. Вальсамаки – опытный моряк. Вряд ли он пойдет в темноте и при сильном ветре на мелководье и камни, которых не разглядеть…

Вдали показались маленькие огоньки факелов. Байрону хотелось разглядеть корабль получше, но тот, видимо, тоже остановился и не приближался. К шести утра стало совсем светло. «Мистико» продолжил путь к берегу. Буквально через полчаса капитан заметил большой фрегат, маячивший на горизонте, а рядом виднелся корабль, походивший на тот, где находился Гамба.

– Турки, – процедил капитан.

– Откуда они здесь взялись? – Байрон помнил о сообщениях, что турецкий флот покинул эти воды.