Я еще немного поболтала с Беном, гадая, как бы перевести разговор к теме местопребывания Лауры, когда мужчина сделал это сам. Мне показалось, что он потерял часть своего имиджа Идеального Хозяина и немного занервничал.

— Вы позволите задать вам вопрос? — обратился он ко мне.

— Конечно.

— Может показаться немного странным спрашивать такое у человека, с которым только что познакомился… Дело в том, что наша дочь звонит каждый день справиться о маме. Но вот уже третий день от нее нет звонков, и я очень обеспокоен. Вчера я оставил сообщение на ее мобильном, но она не ответила. — Он еще больше разволновался. — Очень не люблю выглядеть родителем такого рода, но… Вы давно с ней говорили?

— С Лаурой? — Я легко рассмеялась. — Да все у нее хорошо. Просто отлично! Эти дни она занималась очень серьезным делом, готовила материалы к передаче в суд. Вы же знаете, какая она, наша Лаура, не пропустит ни одной мелочи. Она как-то упомянула, что вы всегда твердили ей: если уж делать что-то, то делать хорошо.

Бен показался мне человеком, способным учить детей благоразумию. Он тоже рассмеялся. Возможно пытаясь припомнить, когда говорил такое, но все же заметно успокоился. Я ретировалась из столовой настолько быстро, насколько это не могло бы вызвать у него подозрений.

Как только я вернулась в свою машину, то прослушала сообщение: Макс просил перезвонить ему, поскольку нашел то, что меня заинтересует. Кроме того, он хотел бы еще раз послушать меня — как я упала в старом русле и ударилась головой. И, «до кучи», эта тросточка для ходьбы, что смастерил мне Карло, с лезвием на конце… Она еще у меня? В голосе Макса я услышала угрожающие нотки, совсем для него нехарактерные. Я не стала перезванивать.

Вместо этого, выехав из дома престарелых и двигаясь незнамо куда, я позвонила Зигмунду. И была с ним так искренна, как могла.

— Я, похоже, здорово облажалась и думаю, агент Лаура Коулмен в беде, а меня никто не желает слушать, — начала я.

И рассказала, где мы побывали с нашим расследованием дела Линча, об исчезновении Коулмен, даже о стрельбе в парке. Но почувствовала, что о Песиле говорить не стоит. Я не считала это необходимым, учитывая обстоятельства другой попытки покушения на мою жизнь. Зиг поспрашивал меня о подробностях покушения, о повторных выстрелах со стороны стрелкового клуба «Пима». Потом замолчал.

Я подождала, пока он размышлял, и наконец не вытерпела:

— Что мне делать?

— Расскажи Моррисону.

— Моррисон слышать об этом не хочет. Я даже звонила Роялу Хьюзу, помнишь, что ты говорил о государственном защитнике и Коулмен?

— Я оказался прав?

— Прав-то прав, да только даже он считает, что волноваться не о чем.

— Тяжко тебе пришлось, наверное, — вдруг зашел он с абсолютно неожиданной стороны.

— Что?

— Я слышал, Захария Робертсон застрелился. Стингер, это, наверное, стало для тебя ударом.

— Понимаю, звучит ужасно, но у меня сейчас нет времени даже на то, чтобы переварить это. Я должна найти Коулмен.

— Стингер, почему ты осталась в Тусоне?

Зигмунд произносил совсем не то, что я ожидала, он словно вообще не слушал меня.

— Мы с тобой говорим об одном и том же? — спросила я.

— А мы ни разу это не обсуждали. Я всегда полагал, что ты осталась на Юго-Западе, чтобы быть ближе к делу, которое не смогла закрыть. Как тот убийца, который всегда возвращается к месту преступления. Тебе никогда не удавалось избавиться от своей одержимости.

— Зиг, не анализируй меня сейчас, у меня нет на это времени.

— Честно говоря, после нашей последней беседы я начал думать, что у тебя посттравматический стресс, сопряженный с мысленным возвращением к убийствам «Шоссе-66»: ты растревожила старую рану. А тем более сейчас, после самоубийства Зака Робертсона…

Будто что-то разладилось в работе моего мозга, и я ощутила легкое головокружение, почти как вертиго. Слишком потрясенная, чтобы разозлиться, я взмолилась:

— Но, Зиг, ты же согласился с нами обеими насчет Линча, ты посоветовал нам продолжить расследование.

— Я и сейчас не отказался бы от своих слов. Просто говорю, что все эти страхи насчет похищения Лауры… — Он умолк, будто решая, в какой момент сорвать бактерицидный пластырь. — Бриджид, Лаура Коулмен не Джессика Робертсон, — мягко закончил он.

— Думаешь, я брежу. — Мои щеки запылали.

— Я совсем не о том. Ты много лет терзаешь себя за смерть Джессики. Сейчас у тебя есть другой агент, того же пола и примерно тех же лет, сколько было бы сейчас Джессике. Только этот агент… скажем так, не вполне заслуживает доверия. Или, может, просто ты ей больше не нужна. Лишь потому, что Коулмен не отвечает на твои звонки, ты вламываешься в ее дом и решаешь, что ее похитили. Стингер, ты воспроизводишь Джессику.

— Ты хочешь сказать, что я нафантазировала все, вплоть до попытки покушения на мою жизнь.

— Я всего лишь говорю, что ты, похоже, единственный человек, кому до этого есть дело.

— То есть ты полагаешь, что у меня паранойя, — завелась я.

— Стингер, остановись. Я ничего не полагаю. Просто считаю, тебе нужна пауза, чтобы немного подумать. Я волнуюсь не насчет Лауры Коулмен, а за тебя. И очень жалею, что не остался и мы не поговорили о тебе.

— Мерзавец! — выпалила я и повесила трубку.

Статистика говорит, что при похищении след остывает спустя сорок восемь часов и шансы отыскать жертву живой значительно уменьшаются. Я взглянула на часы и вспомнила: последний уверенный контакт с Коулмен, ее письмо со словами «Кстати, вы были правы!» пришло около восьми утра, чуть более семидесяти двух часов назад.

Я чувствовала себя слепой мышью в лабиринте: добиваюсь небольшого продвижения — выяснила же, например, что Коулмен не ездила к больной матери, — затем втыкаюсь лбом в стену, не понимая, какое избрать направление. Вот как раз сейчас я и была у стены. Коулмен исчезла, и все имеющиеся у меня доказательства — это ее незапертая машина, факт, что она три дня не звонила маме и лгала Моррисону. Помимо этого, Лаура по-прежнему отправляла мейлы в офис. Все мои инстинкты вопили, что с ней беда, но если Зигмунд думает, будто я слетела с катушек, то Моррисон просто поднимет меня на смех прилюдно.

Иногда помогает, если мышь не нацеливается прямо на сыр. Перестав метаться во всех направлениях, я позвонила Гордо узнать, в безопасности ли Карло. Телефон не отвечал, и он мне не перезвонил в последующие десять минут, так что я решила сама проверить Карло и направилась к дому, остановившись по пути захватить кофе и сэндвич с ростбифом.

Вместо того чтобы свернуть на ближайшей улице, я поехала по кругу, через Боумен, приблизилась на малой скорости и остановилась как минимум в трех домах от нашего, не выключая двигатель и кондиционер, так что тепловой удар мне не грозил.