Закусывая сэндвичем и наблюдая за собственным домом, я сидела весь вечер, не расставаясь с чувством, что охраняю Карло. В то же время я обдумывала свой следующий шаг в поиске Коулмен. Так мы и сидели, призрак Джейн и я — две женщины, что прошли через жизнь Карло.

Свет рядом с креслом, в котором Карло обычно читал, зажегся, едва только окончательно потемнело небо. Мой же роман должен был лежать на столике, рядом с моим креслом. Как ни силилась, я не смогла вспомнить, что читала накануне: моя «оперативная память» оказалась переполнена.

Позже Карло проявился еще раз — вывел мопсов на вечернюю прогулку и зашагал в противоположном направлении от места, где я стояла: было слишком темно, чтобы он мог разглядеть мою машину. Сутулился ли он больше обычного? Показались ли мне собаки немного грустными? Я начинала ощущать себя призраком и гадала, тоскуют ли они по мне так же остро, как я по ним.

Задолго до того я заглушила двигатель, поскольку ясное небо позволяло разогретой земле остывать быстрее. Выпила третью из четырех бутылок воды, что прихватила с собой, — жидкость показалась мне на вкус как вода из водопровода. Я упорно продолжала уговаривать себя, что глупо вот так сидеть ночь напролет, но уехать не хватало духу. А что, если… Я задумалась. А что, если не так, то что тогда? Воображение подбросило кучу вариантов. Затем я подумала, может, если пройдусь, проверю участок по периметру, совесть мне позволит хоть немного вздремнуть. К тому же очень хотелось в туалет, и это удастся сделать в темном арройо позади нашего участка.

Из бардачка я взяла маленький фонарик и прошла короткий отрезок по улице. Повернула направо и прокралась вдоль высокой, из шлакобетонных блоков стены соседских владений, водя по земле перед собой лучом, чтобы озадачить случайных змей прежде, чем они озадачат меня. Змей не было, но, как только я подошла слишком близко к охотящемуся тарантулу, он сделал несколько угрожающих «отжиманий» на лапах, чтобы напугать меня. Ему это удалось.

Дворы отделяли друг от друга бетонные стены, но вдоль земельных участков тянулся сплошной забор из кованых железных прутьев. Пожалев, что у меня нет запасной трости для ходьбы, я держалась за забор, чтобы сохранять равновесие, когда пробиралась по неровной земле, и наконец дошла до собственного заднего двора. Пробежалась лучом по земле. На первый взгляд все как будто в порядке, никаких следов человеческой активности. Стена дома в двадцати метрах от того места, где я стояла, была темной, и мне едва удавалось разглядеть заднюю дверь, которую Карло порой забывал запирать. А окно спальни — неужели открыто? Сколько раз я распекала его за это. Понятие безопасности у гражданских в зачаточном состоянии.

Я убрала фонарик в карман. Постояла, привыкая к темноте, и шагнула на низкий парапет бетонной стены, который, по идее, должен был не давать рысям и койотам пролезать под забором. Я неграциозно вскарабкалась, больно шлепнулась на гравийный уклон и, скользнув вниз, жестко приземлилась на пятую точку. В этот момент я заметила, что здесь фонарик был лишним. Ясное небо и полная луна придавали двору монохромный колорит: деревья, стены, гравий, дом — все слабо светилось голубовато-серым. Я достаточно отчетливо видела, чтобы двигаться быстро мимо дворового искусства Джейн — статуи святого Франциска в полный рост и каменной птичьей ванночки, — не натыкаясь на них.

Беглый осмотр задней двери — заперта ли она — и отход через боковые ворота были бы делом секундным, не заметь меня один из мопсов. Я не видела, как из-за стеклянной задней двери он (или она) наблюдал за моим приближением и вдруг зашелся лаем, призывая в свидетели второго мопса, который тотчас присоединился. Затем я увидела, как в спальне зажегся свет.

Я пригнулась за статуей святого Франциска именно в тот момент, когда включилось освещение двора. Не осмеливаясь высунуть носа, я лишь напряженно вслушивалась, как Карло открыл дверь и велел мопсам оставаться внутри на случай, если в гости заскочил койот. Краешком глаза увидела его тень, когда он вышел на середину двора, делая себя легкой мишенью для того, кем я могла бы быть. Все это так напоминало сцену из одной из его любимых опер. Презирая саму себя, я выпрямилась и вышла из-за статуи, потому что безопасность Карло была важнее моей гордыни.

— Боже! — вскрикнул он и выронил фонарик, который держал в руке: такой же как мой, незажженный.

Обычно мы оба спали голыми, и я не могла не заметить, что он был того же цвета, как и весь двор: его тело в лунном свете — как холодный серый мрамор или как плоть мертвеца на столе в морге. Еще один образ, без которого я могла бы обойтись.

— Раз уж ты здесь, мне надо спросить тебя кое о чем, — сказала я, не здороваясь и не извиняясь.

Карло напряженно вглядывался в меня, опустив руки с крепко сжатыми кулаками, и как будто едва держался на ногах — как после сильного испуга. Все мое существо стремилось броситься к нему, обнять и успокоить, да только гордость не в состоянии была зайти так далеко. Он бы просто оттолкнул. Карло уже отрезал меня от себя, я чувствовала это.

Стараясь говорить как можно более ровным тоном, каким обычно дают инструкции автолюбителю, я сказала:

— Вечерние прогулки пока отмени. Держи окна и двери закрытыми. Если мопсы залают, не выходи из дома вот так. Оставайся внутри. Даже не поднимай жалюзи, чтобы посмотреть в окно. А если днем позвонит в дверь кто-то тебе незнакомый — не отвечай.

— Хватит мелодрамы! — Карло выбросил руки вверх, словно его терпение перешло все границы. — Это безумие! С самого начала, с того момента, как ты заявила, что упала, ты ведешь себя как какой-то персонаж из романа Майка Хаммера.

Мне было больно слышать это, особенно от человека, которого я любила, но гнев его был оправдан.

— Тебе может грозить опасность. Это не мелодрама, и опасность очень серьезная. Понятия не имею, как еще предостеречь тебя, и у меня сейчас нет времени заниматься этим.

— И как надолго? — спросил он.

— Не знаю. Мне нужно разыскать одного человека, которого, полагаю, похитили. Я единственная, кто верит в это, и если я прекращу поиск, она может погибнуть. Она исчезла три дня назад, так что если еще жива, то, думаю, у меня осталось меньше двадцати четырех часов. Это единственная правда, которая меня в данный момент волнует. А сейчас возвращайся в дом.

Он наклонился подобрать фонарик и поднял его так, словно хотел им меня ударить, но тотчас взял себя в руки.

— И больше тебе нечего добавить?

Теперь была моя очередь молча уставиться на него и ждать продолжения.

Карло старался говорить таким же ровным тоном, как и я, и это ему почти удалось.

— Ты думаешь, что можешь вот так запросто явиться сюда, выдать мне таинственное предупреждение и уйти? В реальном мире так не делается. Потому что вовлечены другие люди. Я, например… — Он помолчал, глубоко вздохнув. — Макс приходил.

Я услышала эхо Пола в его словах о том, как в реальном мире, таком отличном от моего, обстоят дела.

— Когда?