можно сохранить. Думаю, что именно из своей веры в народ он черпал слова для первой инаугурационной речи: «Единственное, чего мы должны бояться, – это самого страха».

Предвыборные речи, а позже и беседы у камина, как их стали называть, требовали от Франклина большого объема работы. Во время кампаний темы проходили тщательный отбор, а места и время выступлений обсуждались со множеством советников. Затем началось изучение вопроса. Франклин ожидал, что специально назначенные для этого люди приведут ему ряд аргументов для обеих сторон дискуссии и соберут как можно больше информации. Он тщательно просматривал весь их материал и выбирал факты, которые следовало включить в речь. Затем передавал их тем, кому доверял написание черновика, а потом дорабатывал его еще два или три раза.

Я знала, что даже после представления черновика для литературной критики лучшему специалисту, которого просили помочь проработать текст с этой точки зрения, Франклин снова и снова перечитывал окончательный экземпляр, вставлял слова или, наоборот, убирал, переносил предложения и полировал речь, пока не выучивал ее наизусть и пока она не начинала отражать его собственные мысли от начала и до конца.

Меня иногда спрашивали, какую роль я играла в написании речей для моего мужа. Если честно, я не играла вообще никакой роли. То, что иногда он использовал отрывки из писем или абзацы из статей, на которые я давала ему взглянуть, – это правда, а еще я часто перечитывала его речи перед тем, как он их произнесет. Но этим все и ограничивалось.

Его голос удивительно подходил для радио. Это был природный дар, ибо за всю свою жизнь Франклин не прошел ни одного урока по дикции или ораторскому искусству. Его голос, несомненно, помог ему заставить жителей страны почувствовать, что они – умная и понимающая часть любого начинания правительства, пока во главе стоит он.

В ночь выборов мы были в Нью-Йорке, и я курсировала между штаб-квартирами Государственного комитета и штаб-квартирами Национального комитета.

Я радовалась за своего мужа, потому что знала, что во многом это компенсирует удар, нанесенный ему полиомиелитом, и была безоговорочно уверена в его способности помочь стране в кризисные времена. Естественно, он хотел победить, и чтобы эта возможность послужила во благо общественной жизни его страны.

Но за себя я была глубоко обеспокоена. На мой взгляд, это означало конец моей личной жизни. Я знала, что мне предстоит соблюдать традиции. Понаблюдав за миссис Теодор Рузвельт, я увидела, что значит быть женой президента, и не могу сказать, что меня радовала такая перспектива. Зарабатывая собственные деньги, в последнее время я могла похвастаться определенной финансовой независимостью, имея возможность делать то, что интересовало меня лично. Мои сердце и разум преисполнились смятения в тот вечер, и следующие несколько месяцев не прояснили будущее.

Жизнь тут же начала меняться. Как только появилась информация об избрании моего мужа, Секретная служба взяла на себя ответственность за его защиту. Наш дом на 65-й улице наводнили агенты Секретной службы, а гостей тщательно осматривали и идентифицировали, если Франклин находился в доме.

Губернатором был избран Герберт Леман. В день инаугурации, 1 января 1933 года, мы передали ему и миссис Леман резиденцию губернатора и поехали в Гайд-парк. Работа губернатора была хорошо знакома мистеру Леману, поэтому он взял ее на себя с полной уверенностью.

Вскоре после Нового года мой муж нанес визит в Вашингтон. Президент Гувер спросил, возьмет ли Франклин на себя совместную ответственность за некоторые политические стратегии в промежутке до инаугурации, но мой муж считал, что до того момента, пока не получит контроль в свои руки, он не сможет разделить бремя.

Позже, зимой, я, как обычно, навестила миссис Гувер и решила, как буду распоряжаться комнатами после переезда. Она сама показала мне некоторые из них, но, когда я попросила показать кухню, с облегчением передала меня экономке и Айку Гуверу, главному швейцару Белого дома, которого я знала со времен президентства Теодора Рузвельта.

Инаугурация 1933 года была не самым веселым событием ни для человека, покидающего свою должность, ни для человека, вступающего в нее, ни для народа страны в целом. Президент Гувер переживал тяжелый период. Его тревожность выражалась в том, что он терял способность сохранять невозмутимый вид во время ежедневных контактов с людьми в Белом доме. Позже нам рассказывали, насколько трудно ему было даже поздороваться с домочадцами или улыбнуться.

Он стал жертвой обстоятельств, экономических и политических убеждений, которые мог изменить только полный кризис и смелые новые действия. Он хорошо послужил стране во время Первой мировой войны, и нет никаких сомнений в том, что во время своего президентского срока мистер Гувер хотел сделать то, что пошло бы стране на пользу. С тех несчастливых времен он оказал множество услуг своей стране и всему миру.

Мой муж часто рассказывал мне о своей поездке с мистером Гувером из Белого дома в Капитолий и о том, как он, Франклин, старался поддерживать веселую беседу перед лицом молчаливого собеседника. Толпа ликовала, и мой муж бессознательно отвечал ей, пока не понял, что мистер Гувер сидит и не двигается. В душе и мыслях моего мужа теплилась надежда, но он понимал, что подобное состояние души не характерно для сидящего рядом с ним человека. Наконец, когда они добрались до одного из правительственных зданий, построенных во времена правления мистера Гувера, мой муж поймал себя на том, что вслух отметил: «Прекрасная сталь». Должно быть, прозвучало глупо, но это показывает, насколько отчаянно он искал повод для светской беседы.

В день инаугурации, 4 марта 1933 года, положение в стране было настолько тяжелым, что на чисто социальные блага отводилось мало времени. Почти сразу мой муж начал созывать собрания, и первым делом предприняли банковские каникулы. Я была обеспокоена, потому что мы остановились в отеле «Мэйфлауэр» на два или три дня, и у меня не было лишних денег. Я подошла к мужу и спросила, что будет, если нам понадобятся деньги, тем более некоторым нашим сыновьям скоро нужно будет уезжать. Он улыбнулся и сказал, что мы справимся со всем, что нам необходимо. Тогда я начала понимать, что в Белом доме есть вещи, о которых не стоит беспокоиться.

В первые дни правления мой муж был слишком занят поисками путей и средств преодоления финансового кризиса в стране, чтобы беспокоиться о чем-то еще, поэтому я занялась организацией домашнего хозяйства и секретарской частью офиса, которая выполняла работу за жену президента.

Инаугурация проходила в субботу. На следующий день мы с мисс Томпсон обошли Белый дом от подвала до чердака, заглядывая в шкафы и вообще осматривая каждый его уголок. Бессознательно я делала