велась по вечерам, а еще по субботам и воскресеньям. За все годы, что мы прожили в Вашингтоне, я ни разу не смогла вывезти мисс Томпсон на отдых, поэтому у нее накопилось много дней отпуска, которыми она никогда не пользовалась и на которые, согласно правилам гражданской службы, не могла претендовать, когда мы покинули Вашингтон.

С марта и до конца 1933 года я получила 301 тысячу писем. За год до выборов 1940 года я получила около 100 тысяч писем. Кампания по выдвижению на третий срок, проект и другие административные меры привели к увеличению этого числа. Во время войны почтовая корреспонденция приобрела внушительные размеры, но, конечно, эти письма носили совершенно иной характер, чем в годы Великой депрессии.

Разнообразие просьб и очевидная уверенность в том, что я смогу сделать почти все возможное, всегда меня беспокоили. Многие запросы, конечно, нельзя было назвать честными. С самого начала я пыталась найти людей в разных сообществах, к которым могла бы обратиться с самыми отчаянными письмами. Мисс Томпсон всегда обвиняла меня в излишней мягкосердечности, но однажды я застукала ее за тем, что она собиралась отправить деньги на платье, туфли и нижнее белье юной девушке, которая писала, что скоро выпускается из средней школы и будет лучшей выпускницей своего класса, но из одежды у нее есть только комбинезон и туфли брата. Как мне показалось, она слишком предусмотрительно сопроводила письмо страницей из каталога «товары почтой» с тщательным описанием размеров, цветов, цен и так далее. Я заподозрила неладное и попросила провести расследование, и мы обнаружили, что вся эта история – выдумка. Родители девочки жили в достатке, и она не была лучшей выпускницей своего класса – она даже не оканчивала школу. Она просто хотела новую одежду.

Помимо обычных обязанностей, о которых я уже упоминала, были еще и пресс-конференции. Вскоре я обнаружила, что женщины-репортеры в Вашингтоне живут в весьма сомнительных условиях. Люди повсюду теряли работу, и если женщины-репортеры не могли найти новые темы для статей, то обычно могли продержаться на своих местах очень недолго.

Мисс Лорена Хикок, которой поручили меня «прикрывать», указала на многие подобные факты, потому что чувствовала ответственность за других женщин-авторов. Она предложила мне проводить пресс-конференции. Я посоветовалась с Луисом Хоу, и он согласился, что я должна регулярно проводить встречи для женщин-репортеров.

Я понимала, что не должна посягать на прерогативы мужа, ведь он должен заниматься национальной и международной повесткой, но мне казалось, что я тоже могу принести много пользы. Это была новая и неизведанная земля, и я осваивала ее с некоторым трепетом.

Луис Хоу отвечал за мое доверие к газетным репортерам. Он высоко ценил свое ремесло и настаивал на том, что журналисты – самая благородная профессиональная группа в мире. Я считала само собой разумеющимся, что женщины будут столь же благородны, как и мужчины, и мое доверие редко предавали.

Каждая пресс-конференция становилась битвой умов, и временами ни мне, ни им, как я полагаю, не было легко. Например, пытаясь выяснить, будет ли Франклин баллотироваться на третий срок, они задавали всевозможные хитрые вопросы вроде таких: «Будет ли общественное собрание следующей зимой таким же, как обычно?» или: «Где бы вы повесили все эти гравюры в Гайд-парке?» Обычно мне удавалось уловить смысл вопросов и избежать прямого ответа, потому что Луис Хоу хорошо меня натренировал. Мои пресс-конференции волновали не столько меня и моего мужа, сколько окружающих. Мне кажется, что мы с репортерами проявляли взаимное уважение.

Глава 17

Первый год: 1933

В первые дни жизни в Белом доме, пока я была занята своей долей ведения домашнего хозяйства, мой муж решал одну проблему за другой. Это оказало на него невероятное воздействие. Принимались решения, пробовались новые идеи, люди шли на работу, а бизнесмены, которые в обычных условиях презирали бы государственную помощь, умоляли правительство найти решение их проблем.

Что меня интересовало в администрации тех дней, так это готовность каждого человека сотрудничать со всеми остальными. Конечно, с улучшением условий отношение людей менялось, но в основе своей именно дух сотрудничества вывел нас из депрессии. Конгресс, который, по традиции, никогда не уходил в долгий медовый месяц с новым президентом, даже когда политическое большинство принадлежало его партии, первые несколько месяцев следовал за президентом, делегируя ему полномочия и принимая законы, которые он никогда бы не принял вне кризиса.

Вскоре после инаугурации в 1933 году у нас стали появляться посетители, которых после обеда Франклин отводил наверх, в свой кабинет. Было две причины, по которым именно этих людей приглашали в Белый дом в те первые годы. Во-первых, экономическая и политическая ситуация в мире вынуждала моего мужа устанавливать контакты с лидерами других стран. Во-вторых, он стремился наладить новые контакты для лучшего взаимопонимания на нашем континенте и за рубежом.

Для глав государств Франклин разработал план приема, который, по его мнению, вселял ощущение, что Соединенные Штаты признают важность их правительства. Если гости приезжали днем, мы пили чай всей компанией. После этого все, кроме самых важных гостей, отправлялись в гостиницу или в свое посольство. Позже правительство приобрело Блэр-хаус, расположенный на другой стороне Пенсильвания-авеню, а затем приспособило его для приема важных гостей. Глава правительства проводил один вечер в Белом доме в сопровождении жены, если она приезжала с ним. После этого обычно устраивали торжественный обед с беседами или музыкальными номерами. На следующее утро Франклин часто беседовал с гостем, прежде чем тот отправлялся в Блэр-хаус или в свое посольство.

Одним из первых наших гостей в 1933 году был Рамзи Макдональд, который приехал со своей дочерью Ишбель. Мы радовались встрече с ним, но даже тогда в нем чувствовалась некоторая усталость. Потеря жены стала для него тяжелым ударом. Во многих отношениях его дочь была более живой и жизнерадостной личностью, чем он.

Думаю, что Франклин уже тогда считал, что для англоязычных стран важнее всего было понять, имели ли причины кризиса экономическую или, как случилось позже, военную основу. Это не означало, что он всегда соглашался с политикой этих стран, но признавал важность добрых чувств, понимания и сотрудничества для обеих сторон.

Премьер-министр Канады тоже приехал к нам в ту первую весну, чтобы они с моим мужем и премьер-министром Великобритании могли более или менее согласовать общие интересы.

В тот же период в Вашингтон прибыл и французский государственный деятель Эдуард Эррио. Просматривая списки гостей, которых в тот первый год было невероятно много, я обнаружила, что мы принимали дипломатические миссии из Италии, Германии, Китая и даже японского посла, который приходил на обед. Среди других гостей были генерал-губернатор Филиппин Фрэнк