Иногда отношения мусульман к благовониям становятся казуистикой. Так, при принятии ихрама запрещено использовать некоторые ароматические вещества, например те, в которые входят «женские» компоненты: шафран, камфара, мускус, амбра, алоэ и т. д. А вот «мужские» запахи, такие как жасмин и роза, напротив, разрешены. Комментаторы Корана всегда ссылаются на пример Мухаммеда, пропитывавшего маслами волосы и бороду и навещавшего своих жен перед тем, как принять ихрам. Говорят, что его мужская сила была подобна силе 30 человек. Кроме того, устанавливают тонкие различия между запахами, могущими осквернить состояние ритуальной чистоты, и запахами, которые не несут никакого вреда. Рекомендуется, например, вдыхать запах яблока, лимона и даже полевых цветов. Но гвоздика, лавр, нарцисс, базилик, фиалка и мелия вызывают споры среди ученых улемов, так как они используются в разнообразных целях: из них получают ароматические эссенции, но из них же получают лекарства и красители. «Безопасно» ли дышать ароматами, плавающими в воздухе парфюмерного магазина, облокачиваться на пропитанную духами подушку, пожать руку человеку использующему благовония? Вот вопросы, которыми задаются многие мусульмане. Но во всяком случае, если не считать уже оговоренных запретов, использование духов и масел соответствует положениям ислама: ведь это приближает верующего к «модели».

Ограниченное использование благовоний и бальзамов христианами и иудеями имеет своим происхождением, вероятно, мусульманский предрассудок, широко распространенный среди слоев уммы, незнакомой с «людьми Писания».

Мусульмане часто наделяют последователей Моисея и Иисуса определенными человеческими качествами, помимо явных недостатков, но также они считают их нечистоплотными и даже «неприятно пахнущими». «Неверные» точно так же думают о мусульманах, но это их мнение обладает религиозной коннотацией. «Евреи и христиане не красятся, это отличительная черта, по которой узнаете их», — говорил Мухаммед своим последователям.

Спальня. Гигант с пышными усами, похожими на велосипедный руль, сурьмит веки, а француз терпеливо держит перед ним небольшое зеркало. Аталла выливает на себя бриллиантин и одеколон. В коридоре слышится чей-то крик: «Во всем городе кончились бритвенные принадлежности!» «А бриться-то как?!» — с тоской отзывается другой голос. Бриться необходимо. Но где? Кабинки туалетов засорены и замусорены. «Пойдем спать, а завтра Аллах покажет нам выход из этой ситуации», — басит бородач, глядя на нас из-под сильно накрашенных век.

Нужно ложиться, не обращая внимания на шум, поднимающийся на всех этажах, несмотря на раздражающий скрежет затупившихся лезвий, которыми соседи пытаются побрить в полной темноте подмышки и лобок. Некоторые правоверные так переживают за качество своего хаджа, что темнота их ничуть не смущает, не смущает их и опасность порезаться в самом неподходящем месте.

«Аллах Акбар!» — начинается призыв к утренней молитве. «Молитва лучше сна!» — взывает к верующим муэдзин. Сосед дружески пихает нас ногой: «Поднимайтесь, лежебоки! Вы приехали пожинать урожай добрых дел или дрыхнуть? Ну, ну, давайте!» Эта грубоватая манера вмешиваться в дела другого человека — основа мусульманского способа жить. У верующего нет «своего собственного» тела, он — часть уммы. Без нее же он подобен человеку, обутому в одну сандалию. Если даже тайно делать со своей жизнью и телом что хочется, то в обществе все равно придется вести себя согласно общепринятым правилам и нормам, иначе это поставит под угрозу благополучие целой группы людей. Откуда этот долг вмешиваться в чужую жизнь, что лежит на каждом мусульманине, это право следить за другими? Каждый должен наблюдать за поведением другого, возвращать его на путь истинный всеми средствами, включая и рукоприкладство.

Совершить омовение в отеле не представляется возможным. Может, в окрестностях Заповедной мечети повезет больше. Легкий ветерок пролетает по улице. На обочине дороги ждут часа отправки вереницы грузовиков, фургонов и автобусов. Небо бледно-голубое, но розовая волна уже набегает на него с краю. Все приглашенные облачены в специальные одеяния. Они надушены, волосы оттенены хной, глаза подведены, десны и губы (так же как ладони и ступни) выкрашены охрой с помощью сивака или другим традиционным подобием зубочистки. Увы, они похожи на жиголо, однако сами весьма довольны собой. «Ты просто великолепен, тебе очень идет рыжий цвет волос и сурьма», — восхищается алжирец своим другом. Другой паломник приводит в замешательство спутников: только сейчас они обнаружили, что он носил парик. Сейчас он гордо идет по улице, а его лысина сверкает едва ли не ярче солнца. Пророк запрещал носить накладные волосы даже женщинам. «Те из женщин не вдохнут аромат рая, — предупреждал он, — кто носит открытую одежду, чья походка лишена скромности, кто воздвигает на голове горб, подобный горбу верблюда». Последнее определение является намеком на традиционные прически, набитые паклей для придания им объема. Пророк не бросал слов на ветер. Верующие не носят украшений напоказ, они молчаливы и робки и кажется, что они не имеют никакого отношения к хаджу.

Мы направляемся к Хараму. С нами идет группа высоких и худых афганцев, двигающихся торжественной процессией. Их бороды пылают, как «кустарник, охваченный пламенем», по выражению Хасана ибн Сабита,[69] любимого поэта Мухаммеда, а волосы — настоящая радуга, в которой цвета варьируются от огненно-рыжего до пепельно-серого. Это партизаны, они вернутся на фронт джихада после того, как покончат с этой святой войной — паломничеством. Двое из них инвалиды — у одного нет руки, у другого — ноги. Они носят протезы, это разрешается традицией, знающей историю о спутнике пророка, потерявшем нос во время битвы. Ему изготовили недостающую часть тела из серебра, но плохо затянувшаяся рана нагноилась, и посланник Бога посоветовал ему сделать золотой нос.

Все юные жители Мекки яванского происхождения предлагают своим соотечественникам, прибывшим издалека, сладости. Хрупкие, с искрящимися глазами, мальчишки суетятся вокруг клиентов, всячески демонстрируя свой товар. Рядом с ними бесчисленная армия слепых, горбунов, прокаженных и прочих убогих знаменует своим присутствием близость Харама.

Молодой человек пытается развязать охапку веток аракового дерева, чтобы сделать из них сивак. «Для чего он?» На этот вопрос юноша отвечает: «Не знаю. Просто это сунна». То есть привычка Мухаммеда и ей нужно следовать. Правоверные торопятся приобрести священные зубочистки. Алжирец покупает целую связку, чтобы раздать их родственникам и друзьям, а может, чтобы перепродать. Сивак — обыкновенный кусочек дерева, конец которого обструган в форме пинцета. Пользоваться им нужно строго в соответствии с правилами, которые дал Мухаммед: «Чистите зубы по их ширине», так как по длине, сверху вниз, их чистит дьявол. Как свидетельствует Айша, сам пророк чистил зубы каждый день, вплоть до своего ухода из этого мира.

В дверях Заповедной мечети суетится народ. Многие не смыкали глаз этой ночью. Босоногие солдаты стоят на страже порога Дома Божия, в одной руке сжимая четки, в другой — автомат. Мы, как положено, переступаем порог правой ногой, ибо «когда приходит день пятницы, ангелы стоят у каждой из дверей мечети и записывают правоверных в порядке их появления». Итак, мы в списке. Сегодня умма одета в униформу: ихрам, маленький коврик под мышкой, зонтик, вьетнамки, сивак и макияж… «Боже, они похожи на солдат во время военного сбора», — замечает один француз.