У огня плясал человек. Но в тот же миг я сообразил, что это не танец – мужчина шатался в агонии, сжимая руками нечто, торчащее у него из шеи. Крик взметнулся над деревьями, но тут же потонул в грохоте выстрелов и свисте стрел. Вокруг костра метались люди, вопя и суетясь. Я вскочил на ноги, отбросив в сторону свою «лесную жемчужину». Окружающий лагерь лес огласился леденящим душу воем, раскатывающиеся эхом выстрелы заполнили всю долину, из зарослей выскакивали наружу темные фигуры. Все произошло за секунду: я видел у костра Галлантина, размахивающего ружьем, потом он и все остальное медленно закружилось перед моими глазами и пропало; тело мое вздрогнуло, онемение в голове обернулось невыносимой жгучей болью, и я провалился во тьму.

Не подлежит ни малейшему сомнению, что публичная школа суть благо. Она не сделает из вас образованного человека, джентльмена или христианина, зато научит выживать и приспосабливаться, снабдив заодно еще одним бесценным качеством – стилем. Вот Грэттен Ньюджент-Хэр был лишен стиля, и полюбуйтесь, что с ним стало. А вот у меня, напротив, чувства стиля – хоть отбавляй, и именно благодаря этому я уцелел тогда, в сорок девятом, в лесу Хила, как пить дать.

Я вот о чем: любой другой из шайки Галлантина, дай ему девчонку из апачей, набросился бы на нее, как бык на ворота. Я же, решив по здравом размышлении, что мне в общем-то все равно, взялся за дело с изяществом. Не спорю, главной причиной было то, что так удовольствия больше. Но я ведь знаю, как к этому делу подойти – терпеливо, плавненько и… со стилем.

Убедиться в эффективности метода можно на примере обращения несравненного Флэши с этой бедняжкой-индианочкой. Вот она перед вами – беззащитная пленница самых отвратительных подонков Северной Америки, перебивших прямо у нее на глазах мужчин племени и намеревающихся подвергнуть ее многократным надругательствам, пыткам (быть может) и казни (это наверняка). И тут появляется красавчик с шикарными бакенбардами, который не только собственной рукой убивает негодяя, оскорбившего ее, но и обращается с ней по-доброму, проявляет терпение и даже спрашивает разрешения, собираясь потискать. Сначала она чувствует удивление, потом благодарность, а затем – поскольку в глубине души ее прячется маленькая распутная шлюшка, – готова с радостью ему отдаться. И все это благодаря стилю, привитому доктором Арнольдом, хотя вряд ли мой почтенный директор мог предполагать, что его трудами воспользуются именно таким образом.

И заметьте, что из всего этого вышло. Когда соплеменники перебитых апачей напали ночью на охотников за скальпами, девушка испугалась за своего защитника. Если он присоединится к сражающимся – это последнее, что входило в мои намерения, но ей-то было невдомек, – то неизвестно, чем все для него закончится, поэтому она, выказав недюжинное присутствие духа, обеспечивает его нейтралитет посредством сильного удара камнем по голове. Затем, пока ее сородичи уничтожают или угоняют в плен мародеров (спаслись только Галлантин и еще несколько человек)[134], она предпринимает шаги, чтобы отвратить от своего спасителя страшное возмездие. А будь он человеком, лишенным стиля, красавица первая кинулась бы на него с раскаленным докрасна ножом.

Но мне вдобавок сильно повезло. Будь она обычной индейской девчонкой, читать бы вам: «Флэши, род. 1822, ум. 1849, мир его праху», и даже строки в «Газетт» не напечатали бы. Спасители не стали бы ее и слушать, сочтя меня еще одним белым охотником за скальпами и очередным экземпляром для своих зверских опытов. Но так как моя индианка была не абы кто, а Сонсе-аррей (Утренняя Звезда), Разгоняющая Облака Женщина, четвертая и любимейшая дочь Мангас Колорадо (Красные Рукава), великого вождя мимбреньо, повелителя Хилы и грозы прерий от Льяно-Эстакадо до Вырытого Богом Большого каньона, славная также тем, что никогда в жизни не работала и не было с начала времен ни одной другой женщины, имевшей более полную коллекцию бус и брелоков, то даже воины бронко[135] с налитыми кровью глазами сочли за лучшее не гладить ее против шерсти.

Так что они ограничились тем, что раздели мое бесчувственное тело и подвесили его вверх тормашками на тополе, рядом с дюжиной прочих охотников за скальпами, имевшими несчастье остаться в живых после нападения. Затем индейцы, следуя традиции, разложили под нашими головами костры, но по настоянию Сонсе-аррей повременили разжигать мой до поры, пока она не изложит свою просьбу перед вождем. Пока же апачи коротали время, сдирая неспешно кожу с моих бедных товарищей – занятие, к которому моя красавица, наряду с остальными скво, радостно присоединилась. Благодарение Богу, я пребывал в полном бесчувствии.

Придя в себя, я почувствовал, что ослеп, в ушах стоял гул, а все тело ныло. Будто этого мало, рядом кто-то непрерывно молил по-испански о пощаде и выл от ужаса. Тогда я не знал, но это был подвешенный на соседнем дереве Иларио, заживо поджаривавшийся на огне. Крики постепенно ослабели до повизгиваний, заглушаемых отдаленным хором криков, стонов и сумасшедшего хохота. Люди, располагавшиеся ближе ко мне, говорили на смеси испанского с каким-то незнакомым языком.

Я пытался открыть глаза и встать, но нигде не мог нащупать землю – вот на что похоже, когда, очнувшись, ты обнаруживаешь себя подвешенным на дереве головой вниз. Мне казалось, что я плыву, при этом ноги у меня оторваны напрочь. Потом глаза мои открылись, вместе с запахом дыма и крови, и я увидел человеческие фигуры, только почему-то перевернутые. Тут до меня дошло, где я, и жуткое воспоминание о тех трупах на асиенде промелькнуло в моем мозгу. Я попытался закричать, но не смог.

– Por que no?[136] – были первые слова, которые мне удалось разобрать.

Произнесены они были таким густым и хриплым басом, что с трудом верилось в его принадлежность человеческому существу. (Кстати сказать, дальнейшее знакомство с его обладателем только укрепило меня в этих сомнениях.) Отвечал женский голос, высокий и сердитый, по большей части по-испански. Чьи-то мужские голоса вклинивались в реплики женщины, и, стараясь оборвать их, она время от времени переходила на неизвестный язык, видимо, апачский.

– Потому что он был добр ко мне! Тогда как другие, вроде этого паршивого пса, – тут раздался звук пощечины и взрыв хохота – это она ударила несчастного Иларио, – хотели изнасиловать и убить меня, он сражался за меня, убил одного из них и был добр ко мне! Оглохли вы все, что ли? Он не злой, как остальные!