– Есть у меня право на выбор оружия?

Народ заволновался, Сонсе-аррей разразилась протестами, а Васко диким воплем изъявил согласие, на что толпа ответила одобрительным рокотом. Мангас кивнул, и я запросил копье и своего коня.

Это была отчаянная, опасная игра, но я понимал: если в итоге дойдет до драки, это будет мой последний шанс. Я был еще слаб после болезни, но и в лучшей своей форме вряд ли мог устоять перед Васко в бою на ножах или томагавках. Зато с пикой обращаться умел, тогда как он – вряд ли, ибо индейцы держат ее обеими руками, вскидывая над головой, и понятия не имеют, как правильно пользоваться этим оружием. Однако при удаче и изворотливости до драки и не дойдет – изображая из себя хладнокровного, опытного вояку, я могу победить без боя.

Пока посылали за копьями и лошадьми, а обезумевшая Сонсе-аррей проклинала папашу, давшего добро на эту преступную забаву, – тот прогудел в ответ, что она сама во всем виновата, – я подошел к Раззяве и невозмутимо спросил, не может ли он разыскать три деревянных колышка такого-то размера. Апач вытаращился на меня, но ушел. Тем временем привели моего араба, явно не потерпевшего урона за время пребывания в плену, и принесли копье. Оно было короче и легче пики уставного образца, зато с остро заточенным наконечником. Васко уже сидел на мустанге, потрясая копьем и оглашая толпу криками – явно обещал сородичам, что скоро сделает фарш из этого пинда-ликойе. Те завопили в ответ, он издал клич и порысил, изрыгая проклятия в мой адрес.

Я не обращал на него внимания, разговаривая со своим арабом. Я гладил коня и дул ему в ноздри на счастье; потом убрал индейское седло – оно без стремян, тогда уж лучше на голой спине. Уздечка, представлявшая собой простой кожаный ремень, вполне годилась. Я тянул время, игнорируя недовольство толпы и Мангаса, продолжавшего стоять в молчаливой задумчивости. Тут подоспел Раззява с тремя колышками в руке.

Я их взял и, не говоря ни слова, пошел и воткнул в землю с интервалом шагов в двадцать друг от друга. Зрители разразились удивленными криками. Васко же гарцевал, криками вызывая меня. Все так же невозмутимо я вернулся к коню, взял копье и, обратившись к Мангасу, заговорил так, чтобы слышно было всем. Внутри у меня все сжималось, но ценой невероятных усилий я старался держать фасон. Я посмотрел гиганту прямо в глаза, уповая на то, что предположение мое верно и вождь никогда не слышал об упражнении с кольями.

– Я не хочу сражаться с твоим воином, Мангас Колорадо, – говорю, – ведь он еще так молод и глуп, и, убив его, мне не удастся доказать ничего, чего я не доказал бы раньше, когда защищал твою дочь. Но если ты желаешь, чтобы я покончил с ним, то изволь. Но сначала разреши мне продемонстрировать тебе кое-что. Ты посмотришь и потом решишь, должен я убить Васко или нет.

Потом я отвернулся, и хотя тело плохо слушалось меня и ныло, запрыгнул на спину арабу. Тронув коня, я принял из рук Раззявы копье и рысью отъехал ярдов на пятьдесят, после чего развернулся и галопом поскакал к колышкам. Сердце мое готово было выскочить из груди – хоть в Индии я мастерски обращался с копьем, отсутствие практики не могло не сказаться, а тут еще гул в голове и слабость в мышцах. А если промажу и выставлю себя дураком, то смело могу записываться в покойники.

Но отступать поздно: вот они колышки – маленькие белые полоски на красной земле, рядом с ними гигантская фигура Мангаса, с выглядывающей из-за спины Сонсе-аррей и замершей в ожидании публикой. Копыта араба ходили, как поршни; я подался вперед, опуская острие копья на уровень летящим навстречу колышкам… Я немного склонился и взмолился про себя. Острие прошло на волосок от первого колышка, но через миг появился второй, и тут я не сплоховал: сверкающая сталь прошла сквозь дерево, как нож сквозь масло, и мне оставалось развернуть по большой дуге коня, высоко держа копье с нанизанным колышком, чтобы все видели. Ну и вой поднялся, когда я подскакал к Мангас Колорадо, отсалютовал вождю копьем и стряхнул проткнутую деревяшку прямо ему под ноги. Я тяжело дышал, но кивнул ему с видом полного безразличия.

– Теперь я могу сразиться с твоим воином, Мангас Колорадо, если ты хочешь этого, – заявляю я. – Но прежде позволь убедиться, что он достоин биться со мной: вон там остались колышки, пусть попробует сбить их.

Ни один мускул не дрогнул на ужасном размалеванном лице. Зрители тем временем неистовствовали, а Васко, соскочив с коня, размахивал копьем и вопил – заявлял, осмелюсь сделать догадку, что игра «подколи свинью» не относится к излюбленным его забавам.

Сонсе-аррей яростно обрушилась на него, сопровождая ругань непристойными жестами, тогда как Раззява от смеха распахнул пасть так, что челюсть начала похрустывать. Зрачки Мангас Колорадо перемещались с меня на расщепленный колышек и обратно. После паузы, показавшейся вечностью, он поглядел на Васко и хрюкнул, указывая пальцем на оставшиеся деревяшки. Общество одобрительно загудело, Сонсе-аррей запрыгала от радости, а я устроился поудобнее, готовясь наблюдать за потехой.

Получилось все даже лучше, чем я надеялся. Само по себе нанизывание колышков – не такое хитрое дело, как кажется на первый взгляд, но нужно иметь определенную сноровку, а ее у Васко не было. Он совершил с полдюжины заходов и всякий раз мазал на милю, удостаиваясь презрительного воя, взбесившего его настолько, что под конец апач в сердцах ткнул копьем в землю, сломал древко и, как ошпаренный, соскочил с коня. Его дружки покатывались со смеху, даже женщины улюлюкали, и Васко прямо кипел от ярости, тем самым только усиливая веселье.

Этого я добивался с самого начала – выставить противника таким дураком, что вызов по отношению к человеку, явно превосходящему его, показался неуместной шуткой. План сработал – даже губы Мангаса изогнулись в мрачной улыбке, тогда как Раззява хохотал, похлопывая себя по коленкам. Васко притопнул и издал гневный вопль. Потом глаза его остановились на мне. Он вскинул кулак, заскочил обратно на мустанга и ринулся прямо на меня, дико крича и размахивая своим томагавком.

Это было так внезапно, что он едва не покончил со мной. Мгновение назад я спокойно сидел в седле, и вдруг Васко уже мчится во весь опор и метает в меня томагавк. Бросок был нацелен плохо, но вращающаяся рукоять задела араба по морде, и в то время как я пытался развернуть его в надежде избежать столкновения, конь неожиданно подался назад, с силой сбросив меня. Секунды две или три я пролежал, не в силах пошевелиться. Васко проскочил мимо, развернулся, вздыбив мустанга и схватил копье, которое я оставил воткнутым в землю. Конь индейца навис надо мной, молотя копытами; едва живой от ушиба, я попытался откатиться. Васко, рыча от ярости, занес копье для удара. Я слышал истошный крик Сонсе-аррей и недовольный бас Мангаса, но тут что-то щелкнуло, словно кнут, раздался свист, потом глухой удар. Голова Васко дернулась назад, будто в нее попала пуля, а копье выпало из рук. Пока апач валился из седла, я успел заметить, что вместо одного из глаз у него зияет кровавая дыра. Тут подошел Раззява, сматывающий свою пращу, пославшую смертоносный снаряд, выбивший мозги Васко.

На мгновение воцарилась тишина, а потом разразилась настоящая буря. Все проталкивались вперед, чтобы посмотреть, а дружки Васко обступили Мангаса, взывая к расправе над Раззявой. Последний, взявшись рукой за нож, сплюнул и ухмыльнулся.