тоже, прямо скажем, не образец. Разве что кобелиный, несмотря на свои сорок с гаком лет.

— Алис, — приблизившись, Андрей опускается передо мной на корточки, — я…

— Не трогай меня! — вскидываю я руки. — Я не хочу… — Тряхнув головой, я резко встаю и занимаю его место у окна. — Так всегда, у меня не бывает по-другому. Стоит мне расслабиться, перестать контролировать всё вокруг и случается какая-то хрень! И ладно бы я деньги теряла, но мой каждый раз как маленькая смерть. — Горько усмехнувшись, я провожу рукой по складкам задёрнутой гардины. — И я снова обещаю себе держаться, не привязываться, но эти грёбаные грабли меня преследуют!

— Прости меня! — Я слышу его шаги, но Андрею хватает ума не напирать. Он останавливается за моей спиной, повторяя движения моей руки, но не касаясь её. — Кричи, обзывай, хоть всю квартиру разбей, но прости! Я до последнего ждал, что ты позвонишь. — Шёпот с ощущением обречённости. — Что пожалуешься, попросишь помощи. Что после этого станешь…

— Какой? — жёстко усмехаюсь я, поворачиваясь. Сталкиваясь с ним нос к носу, проверяя прочность оставшихся в живых нервов. — Какой я стану? Ласковой? Нежной? Всепрощающей?

— Я не хотел тебя менять. Никогда не хотел. — А ведь я верю ему даже сейчас. — Надеялся только подтолкнуть, заставить довериться. Дать понять, что я справлюсь.

— Поздравляю, — криво улыбаюсь я, — ты справился. Счастлив?

— Буду, если ты поймёшь и…

Вот так просто взять и забыть сколько и каких проблем он мне наорганизовывал? Сделать вид, что ничего не было?

И кто из нас после этого рехнулся?

— Ты бы не узнала сама, — меняется Андрей, пытаясь высмотреть что-то в моём лице. — Кто тебе рассказал?

— То есть я ещё и идиотка, — заключаю я, отодвигаю его в сторону и быстро одеваюсь. — Хотя, в этом ты может и прав, умная бы сразу поняла, что что-то не так. Но ты птица такого полёта, что раскусить тебя не по зубам какой-то среднестатистической девчонке, решившей поиграть в бизнес.

— В мире нет женщины лучше тебя!

— Вот только давай без этой пошлости, — криво усмехнувшись, я оглядываюсь и надеваю кроссовки. — Ты пошёл ва-банк и проиграл, так какой теперь смысл в этой киношности…

— Куда ты? — безэмоционально интересуется Андрей, глядя, как я беру со стола телефон.

— Сначала домой, а потом посмотрим…

Глава 30

— Ты меня слышишь?

— Что?

— Ты меня слышишь? — на несколько тонов громче кричит Олеська.

— Местами. — Музыканты уходят за сцену, и звук в зале заметно сбавляет громкость. Как минимум басы перестают долбить по моим барабанным перепонкам. — Что ты сказала?

— Как ты? — Видеть в её взгляде сочувствие, замешанное на жалости, удовольствие ниже среднего, но это Олеся. Ей можно.

— Почти зашибись, — усмехаюсь я и допиваю третий по счёту коктейль. — Танцевать идём?

— Если ты дойдёшь до танцпола — очень может быть. — Фыркает она, последние полчаса нацеживая свою «Голубую лагуну». — Ты дойдёшь, моя несравненная Лиссет?

— А я теперь не твоя, общественная, — криво улыбаюсь я, понимая, что меня повело. Когда я последний раз накидывалась такими темпами? Кажется, даже до «Саркани». — Меня поимели кто только мог, а ведь веселье ещё в самом разгаре.

— Прекрати, — Олеся отодвигает от меня бокал. — Андрей… — Её вздох слышно даже за соседним столиком. — Он ведь не плюшевый волк, с которым ты спала до старших классов. У этого волчары когти и клыки такие, что лесные собратья позавидовали бы.

— И я.

— Что ты?

— И я завидую. Особенно тому, как легко он этими когтями разодрал моё светлое будущее. — Бокал снова в моих руках, жаль, что пустой. И я оглядываюсь, надеясь поймать официанта. — Сколько прошло? Два часа? Три? А вот здесь, — я стучу пальцем по виску, — всё ещё не укладывается, что он хотел как лучше. Лучше для кого?

— Для себя, — отвечает Олеська, когда понимает, что без этого я не продолжу.

— Хотя он молодец! — Наконец, на мой жадущий взгляд натыкается официант, и я делаю заказ. — Ты только представь, он сам себе создал все условия для того, чтобы достичь своих же целей.

— А сурдоперевод для блондинок будет? — фыркает она.

— Ты брюнетка, если что, — потянувшись, я легко тяну её за прядь длинных, до талии, иссиня-чёрных волос. — Чего он хотел? Чтобы я вся такая воздушная прибежала плакаться в широкое плечо. А значит, что?

Зря я так долго не пила. Не помню, когда последний раз мне было так хорошо, хотя… Нет, чтобы на полном серьёзе вспоминать о ночи с Яном мне нужно куда больше трёх коктейлей.

— Значит нужно создать такие условия, чтобы я сломалась, — покачав головой, я ставлю подбородок на лежащий на столе локоть. — Представляешь?! Я и сломалась!

— Может, домой? — улыбаясь, предлагает Олеся.

— Мы же только пришли, — расстроенно тяну я. — Идём лучше танцевать! — И, поднявшись, я за руку веду её в самый центр зала, глядя как возвращаются на место музыканты.

И мы танцуем, почти как раньше. До взрослых проблем и разочарований. До гордости и самостоятельности. До разбитых на осколки мечтаний.

Последнее особенно больно.

Потому что в каждом взрослом живёт свой ребёнок. У кого-то сытый и довольный, у кого-то игривый и неугомонный. Мой же бьётся в истерике почти круглосуточно. Привлекая внимание, пытаясь стать центром вселенной, но я — не он.

Я не потакаю его завываниям, не поддаюсь желанию устроить Андрею безобразную сцену со слезами и соплями. Вместо этого я еду на свою квартиру принимать работу «Синуса», которые сотворили чудо — действительно высушили все до единого метры, оставив напоминанием о потопе лишь следы на обоях. Вот только меня коробит от одной мысли, что кто-то, кому я доверяю, может запросто зайти и нагадить в доме, который я считала своей крепостью.

Поэтому я загоняю боль в клетку, ставлю её рядом со своим собственным маленьким истериком и одеваюсь.

Через сложное кружево чёрного боди видна обнажённая кожа. Чёрные же кожаные штаны обтягивают всё, что только можно обтянуть. А агрессивный макияж и