Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Страх, ваше величество – это великая сила, позволяющая управлять людьми, не вызывая с их стороны ненужных подозрений, – развалившийся в кресле Чавдо Мулмонг в расстегнутом малиновом сюртуке смотрел на Повелителя Артефактов с лукавым довольством, но в то же время так и лучился почтительностью. – Эрчеглерум знатный специалист в этом деле. Его распространители слухов за короткий срок посеяли семена страха по всей Аленде, первые всходы уже полезли… Скоро они будут повсюду, и уж тогда мы зададим жару, – поставив бокал, он энергично потер руки, словно мастер, готовый взяться за работу.
– Распространять-то чего… – хмыкнул Дирвен. – Они же и так боятся, особенно после того, как я раздолбал халупы магов. Весь город в штаны навалил!
Он затеял это не во исполнение какого-нибудь там стратегического плана, а потому что захотелось размяться. В большом волшебном зеркале дома казались игрушечными и рушились как будто не по-настоящему: ну, рассыпаются, и чего такого? Увлекшись, он раздавил всмятку с полсотни особняков и дворцов в разных кварталах, в том числе жилище Шеро Крелдона на улице Серебряной Лампы и дом Суно Орвехта на улице Розовых Вьюнов. Во была потеха, когда народишко выскакивал в панике! Правда, это были не те, кто третировал Первого Амулетчика во времена Светлейшей Ложи: или без спросу вселившиеся голодранцы, или старая прислуга, у которой не хватило ума перебраться к родственникам. Но все равно получилось круто, вся Аленда обделалась, так за каким чворком еще какие-то слухи распускать?
– Я сейчас не об этом, мой господин, я говорю о другом страхе, – благодушно пояснил Мулмонг, вертя в пальцах бокал на тонкой ножке. – Мы должны привить горожанам страх перед ведьмами – пособницами демонов Хиалы, вы же не забыли об этом прожекте? Когда люди кого-то боятся, они нуждаются в защите, и кто их спасет, если не Повелитель Артефактов? Слуги госпожи Лормы обеспечат необходимые инциденты – и нате образ подлого врага! Обыватели будут трепетать перед врагом и уповать на то, что король их защитит. Кстати, нашлись две ведьмы, готовые с нами сотрудничать – бывалые дамы, старые боевые лошадки, я давно веду с ними дела и ручаюсь за них. Они будут мутить воду и подбивать остальных на бунт против законной власти, но не следует забывать о том, что они действуют в наших интересах. Это стекольная ведьма Ламенга Эрзевальд и бумажная ведьма Глименда Нугрехт.
– Обе находились в розыске? – небрежно заметил Дирвен, припомнив распоряжения своего бывшего начальства.
– Совершенно верно, ваше величество. Они займутся созданием нужной обстановки, будут пугать и раздражать обывателя, подготовят арену, на которой вы явитесь в образе доблестного рыцаря. Ну, за успех! – Чавдо снова налил себе и поднял бокал. – Вам не надо ни о чем беспокоиться, мы сами все устроим. Порвем общественное мнение на лоскутья и сошьем из него новые декорации, как заправские портные!
Повелитель Артефактов тоже отхлебнул вина. Ведьм не жалко, получат по заслугам. Они или распущенные, или смотрят на парней, как на грязь под ногами, так что все они предательницы. Если бы Хеледика не была ведьмой, она бы сберегла свою девичью честь для Дирвена, и тогда бы он женился на ней, а не на Щуке, которая тоже оказалась предательницей. Ему доложили, что она беззаконным способом избавилась от ребенка и после этого сбежала вместе с Салинсой. Чего еще ждать от щучьего отродья? Все они одинаковые. Зато Лорма любит его по-настоящему и не лицемерит.
Он уже решил, что разведется с Глодией и сделает Лорму королевой. И никто ему не указ – теперь он сам издает указы.
Дождь шуршал по черепичным крышам, ткал вместе с весенними сумерками зеленовато-серый гобелен, на котором еле видны фонарные столбы, плывущая через перекресток карета, радостно плюющиеся водосточные трубы, разбитые витрины, понурые дома, не знающие, что сулит им завтрашний день, могильные кучи на месте раздавленных особняков.
Зинта старалась шагать быстро, хотя все в ней противилось побегу. Лечебница переполнена, вон сколько народу нуждается в помощи! Но жрецы Милосердной решили: она должна уйти, чтобы уцелеть и сберечь своего ребенка. И не просто уйти, а уехать из Аленды, не то ее выследят.
Преподобный Грисойм велел добраться до монастыря в Рупамоне – там ее будут ждать и переправят в безопасную глушь. Милостью Тавше он уже послал мыслевесть преподобному Марчету. С Зинтой отрядили Хенгеду, которую в лечебнице знали, как Марлодию. Кого же еще, если это она подоспела на помощь и расправилась с убийцей?
Вчера ближе к вечеру поступило больше раненых, чем обычно: когда одуревший Дирвен начал рушить дома, кого зашибло, кого придавило. Столпотворение, духота, стоны, работы невпроворот. Зинта раз за разом призывала силу Тавше и под конец едва не падала от усталости. В ее положении надо беречь себя, кто ж с этим спорит, но куда денешься, если пациентам нужна помощь? Не отказывать же старухе с трясущимся подбородком и разбитой головой, или парню, подволакивающему замотанную окровавленным тряпьем распухшую ногу, или девчонке двенадцати-тринадцати лет с рваной раной на щеке? Хенгеда увела Зинту из приемной почти силком, сказав, что с остальными управятся Берсойм и Санодия – те как раз вернулись из города.
По дороге на кухню завернули в умывальню, и следом за ними туда ввалился рослый мужчина в бинтах, перед этим топтавшийся в коридоре.
– Почтенный, это женское отделение, – сухо заметила овдейка. – Вам дальше – и за угол.
Не услышал. Косолапо ступая, пошел на Зинту. Блеснул вынутый из рукава нож.
Она ахнула и попятилась. С ним и разговаривать-то никакого смысла: выпученные глаза как будто остекленели, не в себе человек. Ясно, что опоили, да не простой дрянью вроде отвара китонских грибочков, а колдовским зельем.
Лекарка понимала, что ничего сделать не сможет, только глядела на него, вжавшись в угол возле крайнего умывальника. Великан надвигался, от него разило потом с примесью незнакомого снадобья, овощной похлебкой и мазью от фурункулов. А Зинта была слишком измотана, чтобы испугаться по-настоящему. Вместо страха – невыносимое чувство, что она всех подвела: и своего нерожденного ребенка, и Суно, который надеялся, что она выживет, и больных, которых больше не сможет лечить… Она уже приготовилась отдать душу Тавше, когда в рыбьих глазах убийцы мелькнул проблеск понимания и недоумения.
Он тяжело качнулся вперед, словно накренившийся шкаф. Звякнул на полу выпавший из пальцев нож. Зинта инстинктивно выставила перед собой руки, защищая живот, из последних сил оттолкнула убийцу, но тот все равно навалился, обмякший и тяжелый.
Лекарка почувствовала его агонию: поврежден левый желудочек сердца и межжелудочковая перегородка – один из тех случаев, когда спасать бесполезно. В следующее мгновение из раны в спине вырвали посторонний предмет, и открылось кровотечение.
– Не упадите, – замороженным голосом произнесла Хенгеда, вытирая стилет об одежду убийцы.
Спрятала оружие под юбкой, только лезвие блеснуло. А Зинта осторожно подогнула колени и сползла по стенке в тесный промежуток между трупом и раковиной, стоять она уже не могла. Пожелала шепотом добрых посмертных путей: он ведь не виноват, его околдовали. Так и сидела, пока тело не оттащили санитары, которых позвала заглянувшая в умывальню женщина с разбитым лицом и рукой в лубке. Даже у Хенгеды не хватило сил сдвинуть его с места.