Еще в старших классах мы целовались в кабинете фотолаборатории во время пропуска третьего урока.

— Я знаю, что ты делаешь, — объявляет он, выпрямляясь передо мной, как будто он только что нашел свои яйца. — Ты думаешь, что можешь запугать меня. Ну, я обещаю, что это не сработает.

— Чувак, я тебя не знаю. — Я напоминаю себе, что он коп, и что я пообещал и Жен, и Куперу, что больше не буду устраивать драки. Тем не менее, он должен знать, что я не тот парень, которого нужно проверять. — Но если бы я пытался отпугнуть тебя, я бы не стеснялся и не был бы милым. Я бы просто сделал это.

— Я хочу сказать, что мне нравится Женевьева. Я намерен продолжать встречаться с ней. И что бы ты ни делал, это не изменится. Продолжай срывать наши свидания, если хочешь. Это ничего не изменит.

Я должен отдать должное этому парню. Даже когда он встает между мной и тем, что принадлежит мне, он делает это с бойскаутской улыбкой. Почти вежливый. Гражданский.

Но это не отменяет того факта, что я бы перешагнул через его окровавленный труп, чтобы добраться до нее. Сколько бы времени ни потребовалось, чтобы Жен вернулась ко мне, я уже выиграл этот бой. Он просто еще не понял этого.

— Тогда, конечно, — говорю я с полуулыбкой. — Пусть лучший мужчина победит.

ГЛАВА 22

Женевьева

В наши дни меня мало что удивляет. Вот уже два месяца моя жизнь превратилась в предсказуемую рутину работы с девяти до пяти, с редкими вечерами, когда я нахожу несколько часов, чтобы пожить. Это не столько жалоба, сколько замечание, потому что я попросила об этом. Я приложила немало усилий, чтобы укротить свои более дикие приливы.

Но Эван, ну, Эван Хартли все еще умудряется удивлять меня. В выходные после регаты он забирает меня на наше свидание, выглядя принаряженным и отполированным. На нем чистая белая футболка и брюки-карго без единой складочки. Он даже побрился — особенно редкое удовольствие. И там, где я ожидала, что одна из его обычных безумных схем приведет нас к неприятностям в какой-нибудь непродуманной авантюре, мы оказываемся за поздним обедом в современном веганском ресторане с видом на пляж Авалон.

— Я должна спросить, — говорю я, наслаждаясь макаронами с жареными баклажанами. — Что заставило тебя выбрать веганство? Я не могу вспомнить, когда в последний раз видела, чтобы ты ел овощи, которые не были завернуты в мясо или приготовлены на животном жире.

Словно в доказательство какой-то точки зрения, Эван промокает уголок рта салфеткой.

— Мы идем против течения, не так ли? Я думал, в этом весь смысл.

— Я полагаю. — Не уверена, что я имела в виду, что мы должны были применить эту философию к еда, но ладно.

— Чистая страница жизни, Фред. — Эван ухмыляется, отправляя в рот кусочек ньокки, а затем запивает его стаканом воды. Он отмахнулся от меню напитков, когда мы сели. — В любом случае, после нашего последнего ужина…

— Ты имеешь в виду мое свидание, которое ты испортил.

— Я думал, что покажу тебе, что могу быть цивилизованным.

— Ты не смешной.

Он задумывается, затем кивает сам себе.

— Да, это так.

Это было всего неделю назад, когда он ворвался на еще одно свидание с Харрисоном на пристани, ухмыляющимся и вполне довольным собой. Я могла бы вызвать еще большее раздражение, если бы не было так трудно злиться на него. С этими глазами, в которых танцуют высокомерие и озорство. Приподнятые уголки его губ, которые намекают на секреты и шепчут смелости. Он невозможен.

— Ты же знаешь, что это не то, чем сейчас является моя жизнь, верно? — Я указываю на элегантную сервировку стола. — Переодеваемся в одежду наших родителей, играем во взрослых.

Он тихо хихикает.

— Не моих родителей.

— Или моих, но ты понимаешь, что я имею в виду.

— Ты выглядела довольно комфортно в этой одежде рядом с ним.

И мы так хорошо проводили время. Я подавляю вздох.

— Ты действительно хочешь поговорить о Харрисоне?

Эван, кажется, обдумывает это на секунду, затем отклоняет подумал.

— Нет.

— Хорошо. Потому что я согласилась на это свидание не потому, что я хочу, чтобы ты был больше похож на него. Постарайся запомнить это.

Это тоже кажется знакомым — несколько враждебное взаимопонимание. Спор ради спора, потому что нам нравится раздражать друг друга. Никогда не знаешь, когда нужно остановиться. Погруженные в сексуальное напряжение, так что наши ссоры становятся неотличимы от флирта.

Почему мне это так нравится?

— Скажи мне это, — грубо говорит он. — Кем ты пытаешься быть?

Черт, если бы я знала. Если бы я это выяснила, я бы больше не жила дома, боясь рассказать отцу, что ему нужно двигаться дальше без меня в семейном бизнесе. Я бы не встречалась ни с одним парнем, который, как я знаю, настолько близок к бойфренду, как кто-либо, защищая себя от миллионов плохих решений, сидя за столом.

— На данный момент, я думаю, избавляюсь от своей репутации плохой девочки.

Он медленно кивает. Он это понимает. И это то, что я ценю в Эване больше всего на свете — мне никогда не нужно лгать ему или что-то скрывать, потому что я смущена тем, что он подумает о правде. Хорошая я, плохая или равнодушная, он принимает меня во всех моих проявлениях.

Я криво улыбаюсь.

— Бывает не так много случаев, когда девушка может ворваться в аквапарк в нерабочее время, чтобы спуститься по бушующим порогам, прежде чем преступность потеряет всякий смысл.

— Я понимаю тебя. Наверное, это самый долгий период, когда у меня не было похмелья или синяка под глазом с тех пор, как мне было десять. — Он подмигивает мне, что с таким же успехом может быть приглашением закинуть мои ноги ему на плечи. Бесит меня каждый раз.

— Хотя это странно. Иногда я