скверные детективы, ведь после первого знакомства они лишаются единственного ценного, что можно в них отыскать, – загадки? С другой стороны, по мнению Горенова, тайна в этих книгах умирала ещё до того, как кто-то перелистывал семнадцатую страницу.

В любом случае Георгий возненавидел Марию Сергеевну вовсе не за это. Всё дело в том, что когда смурная пожилая женщина с неприятным лицом брала в руки приключения какой-нибудь частной сыщицы или спивающегося, снедаемого пороками, но всё ещё порядочного мента, она… начинала меняться, словно из скверного почтальона превращаясь в человека, дарящего или готового подарить окружающим радость, сделать что-то чрезвычайно приятное. Без преувеличения, её образ приобретал едва ли не иконические черты. Казалось, так преображались в лицах люди, которым являлись ангелы и в профиль, не моргая, глядели на них. Это многократно запечатлено на полотнах эпохи Возрождения. Эффект, оказываемый на почтальоншу, был ничуть не меньше. Когда Горенов увидел его впервые, он замер и долго наблюдал, будто стал свидетелем странного, но всё-таки чуда. По собственному опыту Георгий хорошо знал, что книга может делать человека счастливым, но только не одна из тех, которые лежали на столе Марии Сергеевны.

С тех пор он нередко приходил сюда, посмотреть на эту метаморфозу. Сначала она его восхищала, но со временем восторг сменился удивлением, удивление – презрением, а презрение – ненавистью. Вот где проблема! Низкопробные тексты приобретают статус благовещенья! Что ж это за люди?! Георгий так хочет перестать писать детективы, но их всё не просто устраивает, но восхищает! А книгу G они потом читать, видите ли, не станут!..

Когда начало темнеть, Горенов, наконец, решился выйти из дому. Сейчас он шёл убивать Марию Сергеевну за это. Нет. Не «за это», но для того, чтобы больше такого не было. Никогда! Тёмная фигура миновала Семимостье торопливо, не останавливаясь. Быть может, впервые Георгий не замедлил здесь шаг, не взглянул по сторонам, не улыбнулся каналам. А что? Человек такая скотина, ко всему привыкает.

Как-то, на заре жизни в Петербурге, они с Надей ходили в ресторан. Был особый случай. Он заказал тогда пельмени со щукой. Первый же мучной катышек с рыбной начинкой вызвал отвращение и рвотный спазм. Неловко было признаваться, а главное, не хотелось портить настроение жене. Она и так слишком волновалась после переезда из-за старухи и не только. В общем, Горенов совладал с собой и продолжил есть. К концу тарелки он уже любил щучьи пельмени, а через несколько месяцев рассказывал петербуржцам на страницах газеты о том, какая это замечательная традиционная еда. И ну её, эту корюшку…

Так во всём. Потому даже если поселишься возле места, где исполняются мечты, то со временем перестанешь его замечать. Георгий специально не пошёл через Пика́лов мост, откуда легенда настоятельно советовала рассматривать семь остальных – Ново-Никольский, Старо-Никольский, Смежный, Красногвардейский, Могилёвский, Кашин и Торговый. Названия-то какие! Пикалов, кстати, тоже в честь подрядчика. А вот Кашин обязан своим именем питейному заведению. Это как-то душевнее, что ли.

Сегодня было не седьмое число, и часы показывали вовсе не семь вечера, однако на Старо-Никольском мосту Горенову всё равно пришлось с трудом пробираться через толпу не особенно педантичных, но жаждущих красоты и исполнения желаний гостей Петербурга. Действительно, как тут быть аккуратистом, если приехал в город всего на пару дней, скажем, двадцать пятого, а потребностей – хоть отбавляй? Любовница ушла или нет любовницы, денег не хватает, дети не уважают или, чего доброго, заболели… Машина сломалась, тараканы завелись, чирей выскочил, ноги промочил…

– Пойдём, пойдём, надо же загадать, – подгоняла женщина мальчика лет пяти.

– Ну, мама… Ну я не хочу, – ныл и упрямился он. – Давай лучше в гостиницу уже.

– Пойдём, пойдём, – настаивала она и тащила сына за руку. – Надо и фото у моста на память сделать, а потом туда… – Мать вдруг остановилась и добавила очень серьёзно: – Ведь один только раз съездим в Петербург, и всё.

При иных обстоятельствах подобные заторы выводили Горенова из себя, но сейчас он был рад медлить. Приезжие раздражали некогда таганрогского моряка, а нынче петербургского писателя своим неизменным восторгом и восхищёнными снимками. Такое впечатление, будто они отправлялись в путь ради поста в Фейсбуке, ВКонтакте или Инстаграме, не имея иных целей. «Не по призванию, но по прихоти». С другой стороны, как можно сердиться на этих людей с их мелкими неурядицами и тягой к низкопробному чтиву. Воистину Петр I, основывая этот город, приказывая разбить, например, Летний сад, не предполагал, какие последствия и значение это будет иметь для социальных сетей.

Очень хотелось отвлечься, но никакие мысли сейчас не уводили далеко. Георгий шагал по набережной канала Грибоедова и вновь наткнулся на дом Вальха. Вдруг стало горько… Он ненавидел банальность, трафаретную избитость, затасканность, которыми полнились его собственные книги, и вот эта троица всем скопом ворвалась в его жизнь, ведь Горенов шёл убивать старуху как раз мимо дома процентщицы.

Топора с собой не было. Он решил вообще не брать орудие преступления, будучи уверенным, что с пожилой женщиной справится и так. Воспользуется чем-то найденным в квартире, там же и бросит. Куда важнее иметь при себе несколько комплектов перчаток. Одна пара уже была на нём. Их надлежало уничтожить незамедлительно, сразу после того, как дело будет сделано.

Георгий экипировался вовсе не оружием. Он нёс с собой полиэтиленовый пакет, наполненный всякой всячиной. В нагрудном кармане лежал небольшой мешочек на застёжке, в котором находились зёрнышки из трёх апельсинов. Карло Гоцци, Джамбаттиста Базиле и Леонид Филатов здесь ни при чём. В левом боковом имелся конверт, внутри которого Горенов аккуратно приклеил три буквы «К» с точками. Литеры и знаки препинания были вырезаны из газеты и составляли надпись «К. К. К.» – «ку-клукс-клан» – слово, подражающее звуку затвора винтовки. В правый карман он положил первый томик советского восьмитомного, расширенного впоследствии собрания сочинений Конана Дойла 1966 года выпуска. Московское издательство «Правда». Она же Истина, кстати. Именно в этой книге был опубликован рассказ «Пять апельсиновых зёрнышек».

Весь «инвентарь» Георгий тщательно обработал, чтобы исключить наличие отпечатков пальцев. Зёрнышки даже отмочил в водке. Зачем? Скажем прямо, переборщил. Их у него с собой было значительно больше пяти. Запасные. Газету, ножницы, конверт и клей-карандаш без перчаток он не брал.

Согласно рассказу, буквы следовало не вырезать, а начертать внутри алыми чернилами, но так рисковать Горенов не стал. Красных литер в приличных газетах не нашлось, потому он использовал скорбные рекламные листки. В итоге первая «К» выглядела красноватой, вторая – оранжевой, третья – скорее розовой. Фуксия! Оттенок, названный в честь цветка, названного в