Мы сидим в дружеском молчании и едим.

– Ты рада, что тебя отпустили на выходные? – спрашивает он.

– До сих пор не могу в это поверить, – признаюсь я. – Нас там не выпускают на улицу даже на двадцать минут. Или медсестра стучит в вашу дверь каждый час. Мне не нужно слышать постоянный гул голосов за дверью, не нужно спать в этой ужасной комнате. Плюс еда – она гораздо, гораздо лучше.

– Неужели? – спрашивает он с легкой усмешкой.

Я киваю.

– Подгоревший мясной рулет, непропеченный гамбургер и сыр – вот, пожалуй, и все меню.

– Все едят вместе?

– Обычно да. Если ты не проштрафился. Тогда ты ешь в своей комнате.

Он хмурит брови и в упор смотрит на меня. Я знаю, что наговорила лишнего. Он думает про Фэйрфакс. Я тоже думаю про Фэйрфакс, хотя и не хочу. Его дом был свободен от всех этих малоприятных вещей, нависших надо мной. Так должно оставаться и дальше.

Я хочу взять свои слова обратно и начать все сначала. Я смотрю в тарелку. Внезапно у меня начисто отшибло аппетит. Я встаю и иду обратно на кухню, где ставлю тарелку на стол. Когда я возвращаюсь в гостиную, Лахлан растерянно смотрит на меня. Я смотрю на него секунду, а затем выключаю свет. Медленно подхожу к большому окну и, скрестив на груди руки, смотрю на улицу.

Дом Лахлана стоит на холме. Отсюда мне видны яркие огни города. Я представляю людей в их домах, все они довольны жизнью и спокойны. Это умиротворяет меня. Я даже готова остаться здесь навсегда.

– Что ты делаешь? – спрашивает Лахлан.

Я стучу ногтем по стеклу.

– Рассматриваю окрестности.

– С выключенным светом?

– Так лучше видно.

В Фэйрфаксе я бы не увидела перед собой эту картину и не почувствовала бы ничего. Прямо сейчас, если захочу, я могу протянуть руку и ощутить мир, на который смотрю. Лахлан откатывается на кресле назад. Я слышу его шаги, а затем звук открывающихся и закрывающихся ящиков.

Чирк. Чирк.

Знакомый звук, и он заставляет мое сердце учащенно биться.

В считаные секунды комнату заливает янтарный свет. Я оборачиваюсь и вижу Лахлана. В его пальцах зажата спичка. Не зажигалка. А просто спичка. Вроде тех, которыми мы зажигали фейерверки.

Он лукаво улыбается мне. Его глаза ярко светятся в язычках пламени. В них столько огня, что у меня перехватывает горло и я сглатываю.

– Что ты делаешь? – спрашиваю я.

– Играю с огнем. – Он дергает рукой, и пламя гаснет. – Пытаюсь поднять настроение. – Его голос звучит ближе, и мое сердце начинает колотиться как бешеное. – Помнишь, ты всегда задувала спички?

– Помню, – тихо отвечаю я.

Я смотрю на открытую гостиную и в темноте представляю себе, что вся мебель исчезла. Деревянный пол куда-то проваливается, его сменяет свежая зеленая трава. Появляются двое подростков. Склонив голову и слегка ссутулившись, они стоят друг напротив друга. Их губы быстро двигаются. Я не слышу их слов. Но мне и не нужно. Их слова впечатаны мне в мозг. Я смотрю на них с замиранием сердца.

– У меня есть еще один фейерверк, – говорит мальчик. – Хочешь осветить небо?

Он держит между ними спичку.

Девочка кивает и улыбается ему. Ее сердце сияет в ее глазах. Он вручает ей спичку. Она ее берет.

Я закрываю глаза. А когда открываю снова, у Лахлана в руках зажженная спичка. Мальчик и девочка исчезли. Мебель снова на месте. Эти двое выросли, повзрослели. Девушка теперь умеет проявлять свои чувства. Парень все еще лукаво усмехается ей, но его глаза горят огнем.

Что-то пускает во мне глубокие корни. Распространяется по всему телу, заставляет мою кровь гудеть, а кожу покалывать. Лахлан продолжает двигаться, пока не прижимает меня к окну. Стекло холодит мне спину, тело Лахлана согревает меня спереди. Я откидываю голову назад и смотрю на него. Он поднимает бровь, словно запрещает мне трогать его.

Это последнее, что я вижу. В следующий миг он задувает спичку.

Я знаю, что это лишь игра, призванная создать игривое настроение, но теперь комнату наполняет сексуальное напряжение. Я знаю, что Лахлан еще не закончил, и знаю, что он не успокоится, пока я фактически не превращусь в лужу на полу.

Его щека касается моей. Я слышу, как он проводит спичкой по шершавой поверхности коробка. Мои пальцы сжимаются в кулаки. Ногти впиваются в ладони, оставляя на них отпечатки в виде полумесяцев.

Спичка – единственное, что нас разделяет. Она освещает его лицо. У него чувственные губы, глаза блестят. Щетина на его щеках кажется почти золотой.

– Ты – само совершенство, – говорю я еле слышно.

Лахлан наклоняет голову и усмехается.

– Нет. Это просто освещение.

– А я говорю, что да.

Он легонько касается моей щеки. Мое сердце готово выскочить из груди.

– Хочешь знать, как ты сейчас выглядишь?

Я киваю.

Я думала, он погасит спичку, но он этого не делает. Он подносит ее к моему лицу и медленно рассматривает каждую его черточку.

– У тебя яркие глаза. Они кажутся почти фиолетовыми. Твои щеки красные. А твои светлые волосы кажутся золотыми. – Он проводит пальцами по моим волосам. – И они спадают до плеч. Твои губы влажные и слегка приоткрыты. – Один его палец касается моей губы. – И если придвинуть лицо на дюйм ближе, я мог бы легонько укусить твою нижнюю губу… – Я уже приготовилась ощутить его губы, как комната погружается в темноту.

Он убирает руку от моего лица. Мы оба умолкаем. Мы оба часто дышим.

– Это моя последняя спичка, – говорит он сексуальным шепотом. – Ты хочешь, чтобы я ее зажег?

Я жадно хватаю ртом воздух и отвечаю:

– Да.

Спичка медленно скользит по спичечному коробку. Еще миг – и вспыхивает янтарное пламя. Лахлан держит зажженную спичку между нами.

– На, возьми ее в руки, Наоми.

Пламя распространяется вниз, мчится к кончикам его пальцев. Но он держит спичку, терпеливо ожидая, что я скажу. Он готов позволить огню добраться до его пальцев. Ради меня он готов терпеть боль. Я протягиваю дрожащую руку. Как только я беру спичку, Лахлан поднимает глаза.

– А теперь сделай вдох и задуй ее, – хрипло говорит он.

Он не просит меня погасить пламя. Он хочет, чтобы я загасила боль, слезы и все несчастья моей жизни. И больше всего на свете я хочу сделать то же самое. Поэтому я наклоняюсь поближе к пламени. Смотрю Лахлану в глаза и, набрав полные легкие воздуха, задуваю огонь.

В комнате становится темно.

Спичка падает на пол.

Мой вздох эхом разносится по всей комнате. Я застыла совершенно неподвижно и быстро дышу. Пусть в комнате теперь темно, но огонь не погас. Он просто перенесся в мое тело. Он растекается по моим венам. Он душит мои страхи. Мою неуверенность. Мою печаль.