Я чувствовала, что стоит за этим поцелуем: отчаяние, страх и в конечном счете потеря. И это пугало меня больше всего на свете. Я схватила его за плечи, вернее, вцепилась в них. Нам было не о чем беспокоиться. Все будет хорошо. Я хотела ему это сказать, но не нашла в себе сил отстраниться и заговорить.

Я подошла к кровати, Макс – следом. Его поцелуй дышал нетерпением, но его руки не торопились и были недостаточно быстрыми для меня. Я буквально сорвала с него одежду, он же медленно раздел меня, неторопливо снимая одно за другим.

Как только мы разделись, я жадно набросилась на него, и он дал мне взять инициативу на себя. И все равно чего-то не хватало. Я поцеловала его сильные скулы, ощущая губами тепло его кожи, скользнула ниже, по телу. Я поцеловала его грудные мышцы. Мои зубы задели его пресс.

Он обхватил меня за затылок. Приподнял меня, пока мы не оказались лицом к лицу, и поцеловал так крепко, словно задался целью оставить на моих губах синяки. Я простонала и одним плавным движением направила его член внутрь себя.

Не отрывая от него глаз, я медленно двигалась вверх-вниз. Каждый раз, когда его бедра приподнимались, его руки сильнее сжимали мою талию.

Я задавала нам ритм.

Ранним пятничным утром в начале августа я внезапно проснулась.

Это не был безумный сон, в котором вы падаете с огромной высоты навстречу смерти и просыпаетесь за несколько секунд до приземления. Нет, я просто проснулась без причины.

Я посмотрела на часы. 5:32 утра.

В квартире Ланы было тихо. Я выскочила из кровати и рывком отдернула шторы. Начинался новый день. Небо окрасилось в бледно-серый цвет, солнце только готовилось взойти. Большая часть города все еще спала. Улицы окутывал туман.

Я скрестила на груди руки и прислонилась к окну. Все вокруг выглядело мирным и тихим, но мое чутье подсказывало: здесь что-то не так. Слишком уж все это походило на затишье перед бурей.

Я тотчас вспомнила отца Ланы. После ссоры прошло несколько недель. Макс и я ждали, когда Майкл начнет мстить. Звонить. Запугивать. Обвинять. Или даже зайдет так далеко, что поручит кому-то сделать за него эту грязную работу.

Но ничего не случилось. Ни-че-го.

Через несколько недель я вернусь в колледж. Мои родители приедут домой через несколько дней. Меня ждала моя прежняя нормальная жизнь. И все же мне казалось невероятным, что я смогу вернуться в эту жизнь. Как жить, зная то, что я теперь знала? По идее отсутствие ответных шагов со стороны отца Ланы должно было успокоить меня. Но нет. От тревоги я не находила себе места, ведь теперь перевес сил на его стороне. Я знала это. И он знал.

Он выжидал идеального момента, чтобы нанести ответный удар.

Лана знала о произошедшем. Слишком громким был скандал, чтобы его удалось скрыть от нее. Ее реакция оказалась предсказуемой. Она отстранялась от меня и Макса. Винила в том, что случилось, себя. Безвылазно сидела в своей квартире. Потребовалось несколько дней, прежде чем все вернулось в норму. Всякий раз, видя ее, я заглядывала ей в глаза, пытаясь увидеть в них намек на то, что она уже поговорила со своим отцом. Но она смело смотрела мне в глаза и качала головой.

Но внутренний голос не желал покидать меня, и чем дольше я стояла у окна, наблюдая, как солнце медленно встает над городом, тем большая тревога, даже страх, охватывали меня.

Я задернула шторы и вышла из спальни. Затем подошла к холодильнику в поисках какой-нибудь еды. Я пыталась убедить себя, что слишком остро реагирую на случившееся и что причиной всему моя паранойя. Я стояла, барабаня пальцами по дверце холодильника, как вдруг услышала легкий стук, будто о входную дверь ударилась газета. Я тотчас выпрямилась и медленно обернулась.

Не могу сказать, что я смотрела новости, не говоря уже о том, чтобы читала газеты. Максимум, что я делала, это пробегала глазами первую полосу перед тем, как заняться своими делами.

Но сейчас часы тикали, холодильник глухо гудел, а я застыла в неподвижности, уставившись на дверь. Я медленно подошла и открыла ее. Газета была скатана в трубку и схвачена зеленой резинкой.

Я не стала ее поднимать. Лишь смотрела на маленький кусочек первой страницы. Мне был виден чей-то профиль: один глаз, острая линия носа и сжатые в тонкую линию губы. Мое сердце тотчас замерло в груди, тело онемело.

– О боже, – прошептала я.

Перед глазами все поплыло. Я подняла газету и прошла в гостиную. Я несколько раз прочла статью, но мой мозг отказывался ее запомнить. Лишь отрывочные фразы: арестован, инсайдерские продажи. Кровь рекой хлынула мне в уши. Я едва держалась на ногах.

С газетой в руке я подошла к спальне Ланы и несколько раз постучала. Мне никто не открыл. Мое терпение лопнуло, и я вошла в комнату. Ее кровать была застелена. Свет не включали, но самой Ланы не было. Я на миг застыла, совершенно ошеломленная. Придя в себя, я выбежала из ее комнаты, быстро переоделась, схватила ключи и вышла из квартиры.

* * *

Я позвонила Максу. Все мои звонки отправлялись прямиком на голосовую почту.

В отчаянной попытке доказать, что в газете напечатана ложь, я поехала к нему домой. Я даже не стала сворачивать на подъездную дорожку. Просто нажала на тормоза и выглянула в окно со стороны пассажирского сиденья. У его дома были припаркованы машины, которых я никогда там не видела. Может, это машины его родителей?

Не было никакого смысла заходить к нему, если его там нет, а я точно знала, что это так.

Я поехала дальше, к дому родителей Ланы.

Если ей известно, что случилось с Максом – а я думаю, что известно, – то она наверняка здесь. Вернулась под родительский кров. Из-за страха, а также для того, чтобы обрести уверенность в том, что, если она вернется, эту историю удастся замять.

Я сидела в машине на их подъездной дорожке. Газета притаилась на пассажирском сиденье, словно злобное существо, готовое напасть в любую минуту. Солнце встало, но небо затянули облака, раскинув над Маклином серую завесу.

Чем дольше я сидела там, ничего не предпринимая, тем больше времени теряла впустую. Чего я ждала? Я схватила газету и просмотрела первую полосу.

Краткая версия?

Макса обвиняли в инсайдерской торговле для шести клиентов. Имени ни одного из них не назвали. В статье не приводилось никаких доказательств, если даже таковые имелись, а также не было ни слова о человеке, стоявшем за этими обвинениями. Но в самом конце говорилось, что любому, кому предъявлены обвинения в инсайдерской торговле, грозят до двадцати лет тюрьмы и безумные штрафы.

Всю эту историю окутывала тайна. Ничто из написанного не было правдой. Я это знала. Я знала: Максу хватало ума не ступать на скользкий путь инсайдерской торговли, но найдутся те, кто в это поверит. Даже если обвинения снимут, это не будет иметь значения, потому что в любом случае дело закончится крупным скандалом, который погубит репутацию Макса и компанию его семьи.