Я оборачиваюсь к Аарону, застывшему посреди комнаты со скрещенными на груди руками. Мы с ним одни. Одни в этой бесконечной Вселенной. Одни на этой планете Земля. Мы ее ось, и мы ее центр, и весь оставшийся за пределами мир вращается вокруг нас. Нас одних.

Я приближаюсь к нему почти вплотную. Близко, головокружительно близко. Он не двигается.

– Но почему? – шепчу я.

– Потому что она тебя любит, – отвечает он.

– Нет… – Я качаю головой. – Почему – ты?

Когда-то я свято верила, что настоящее определяет будущее. Что если я буду долго и упорно трудиться, то получу желаемое: работу, квартиру, достойную жизнь. Что будущее – всего-навсего ком глины, которому настоящее придает необходимую форму. Но все это оказалось чушью. Вздором. Неправдой. Потому что я все делала правильно. Собиралась выйти замуж за Дэвида. Держалась подальше от Аарона. Вынуждала Беллу забыть про лофт. А что в итоге? Моя лучшая подруга, похудевшая до тридцати пяти килограммов, лежит в постели по другую сторону реки, борясь за свою жизнь, а я стою здесь, в этой самой квартире, квартире из своих грез.

Аарон смущенно моргает, и вдруг взор его проясняется. Он ухватывает истинный смысл моего вопроса. Он готов на него ответить. Медленно и неуверенно он тянется ко мне.

Осторожно, словно боясь меня обжечь, охватывает ладонями мое лицо. Его руки холодны как лед и пропахли табачным дымом. Но мне все равно. На меня нисходит тихое, чудесное блаженство. Я упиваюсь запахом его рук с таким же восторгом, как упивается водой обезвоженный путник, семьдесят три дня плутавший в пустыне.

– Данни…

Всего лишь имя. Всего одно слово.

Он касается губами моих губ, и мы сливаемся в глубоком, сладостном поцелуе. Я проваливаюсь в беспамятство. К стыду своему, я забываю обо всем – о Белле, о лофте, о последних пяти с половиной месяцах, об обручальном кольце на ее пальце. Разве все это важно?

Нет. Сейчас важно только одно: все, казавшееся ранее игрой воспаленного воображения, обернулось явью.

Он отстраняется. Безвольно опускает руки. Хрипло дыша, мы глядим друг на друга. Скомканное пальто у моих ног кажется искалеченным телом человека, попавшего под машину. Я отвожу глаза и поднимаю пальто.

– Я… – запинается Аарон.

Я зажмуриваюсь. Не хочу, чтобы он извинялся. Но он и не извиняется. Замолкает на полуслове.

Неуверенно ступая, я бреду к стене. Я знаю, что найду там, но все равно хочу увидеть его собственными глазами. Последнее и неоспоримое доказательство. Висящий на стене постер, подарок Беллы на мой день рождения. «Я БЫЛ МОЛОД, МНЕ НУЖНЫ БЫЛИ ДЕНЬГИ».

– Не знаю, что и сказать, – виновато бормочет Аарон у меня за спиной.

– Не переживай, – не оборачиваясь, говорю я. – Я тоже не знаю.

– Невероятно… Как мы могли? Мы не должны были так поступать.

Он прав. Сто раз прав. Мы не должны были, но… Что нам оставалось делать? Не в нашей власти было этого избежать. Все шло к тому, чтобы закончиться именно так – немыслимо… невообразимо…

Я круто поворачиваюсь. Смотрю на него. Золотоволосого Адониса с прекрасным, сияющим лицом. Пора расставить все точки над «и».

– Тебе лучше уйти, – произношу я. – Или же уйду я.

– Я уйду.

– Хорошо.

– Твои вещи в коробках, как и были, не распакованы. Стоят в гардеробной. Белла наняла кого-то мастера, чтобы сделать ее.

– Значит, в гардеробной…

У Аарона звонит телефон. Мы с облегчением выдыхаем: не самый худший выход из создавшегося положения.

– Привет, – нежно воркует он. Преувеличенно нежно. – Да. Да. Мы здесь. Погоди…

Он протягивает мне смартфон. Я беру его.

– Привет.

– Ну и как тебе? – радостно кричит мне в ухо Белла. – Нравится?

Что мне ответить? Что она обезумела и не может позволить себе покупать и раздаривать лофты? Смешно. Она-то как раз может позволить себе все что угодно. Да она уже себе все позволила.

– Это… это сумасшествие, – лепечу я. – Поверить не могу, что ты это сделала.

– Как тебе кресла? А кухня? Ванную Грег тебе показал? Она выложена зеленой плиткой.

– Да, все изумительно.

– Знаю, стулья для тебя несколько вызывающи, но, по-моему, они прекрасно вписываются в обстановку. Надеюсь…

– Они превосходны, – прерываю ее я.

– Ты всегда ругала меня, что я ничего не довожу до конца. Вот я и решила довести до конца этот лофт. Ради тебя.

– Белль, – всхлипываю я. По моему лицу текут слезы. Я и не заметила, как расплакалась. – Я потрясена до глубины души. Я не верю своим глазам. Это так сказочно. Так прекрасно. Я никогда… Я не… Господи, да это же настоящий дом. Мой дом…

– Именно.

Как же я хочу, чтобы Белла переехала сюда жить. Чтобы мы вместе стряпали на кухне, превращая продукты в невообразимое месиво, и бегали в магазинчик на углу прикупить ванилин или молотый перец. Чтобы мы перебирали одежду в гардеробной и Белла высмеивала каждый выбранный мною наряд. Чтобы она спала на этой кровати, уютно свернувшись клубочком под заботливо подоткнутым одеялом. Чтобы она была здесь, в безопасности, под моим бдительным оком. Если я не спущу с нее глаз, что плохого может с ней приключиться?

Но Белла никогда сюда не переедет. И в этом лофте, построенном ею ради меня, в этом воплощении всех моих самых фантастических грез и одновременно самых жутких кошмаров, мне суждено оставаться одной. И я буду жить в нем потому, что Белла в нем жить не будет. Она создала его для меня, чтобы мне было куда идти и куда возвращаться. Чтобы защитить меня. Дать мне крышу над головой. Убежище от бушующих штормов жизни.

– Я люблю тебя! – кричу я в трубку, срывая голос. – Безумно, безумно тебя люблю!

– И я тебя, Данни, – тихонько отвечает мне Белла. Моя и только моя Белла. – Навсегда и навечно.

* * *

Аарон уходит. Я брожу по квартире, пробегая пальцами по мебели и стенам. В ванной комнате, на ярко зеленеющей кафельной плитке, высится белая фарфоровая ванна. На львиных лапах. Шкафчики на кухне забиты упаковками спагетти и бутылками вина. В холодильнике, выжидая удобного момента, охлаждается «Дом Периньон». В аптечке – все мои тюбики и флакончики. В гардеробной – костюмы и вещи. Я любовно оглаживаю их и натыкаюсь на платье, зазывающе высунувшееся наружу. Я обмираю. Это то самое платье. К подолу прицеплена записка: «Надень его. Ты мне всегда в нем особенно нравилась».

Изящные, каллиграфически начертанные буквы, выведенные рукой Беллы.

Я прижимаю записку к груди, подхожу к кровати и выглядываю в окно. Смотрю на реку, на мост, на играющие на воде блики озаренного светом Манхэттена, сулящего златые горы. Сколько же в нем людей. Разбитых сердец. Любви. Сколько же он отнял у меня, этот манящий, расплывающийся перед моими глазами остров.