– Удачное – для кого? – поддевает меня Олдридж.

– Для всех нас. Я думаю, что компания под их руководством вскоре принесет небывалую прибыль. Я думаю, они наняли нас потому, что доверяют нам, и, когда дело действительно дойдет до размещения акций на бирже, мы все окажемся в выигрыше и заработаем немалые деньги.

Олдридж убирает руки со столешницы и с каменным лицом смотрит на меня. Я отвечаю ему непроницаемым взглядом.

– Поразительно, – выдыхает он.

Внутри меня все сжимается. Я преступила черту. Зарвалась.

– Невероятно. Вот уж не думал, не гадал, что у вас так развита интуиция. Профессиональное юридическое чутье.

– Я вас не понимаю…

Олдридж откидывается в кресле.

– Я принял вас в фирму, потому что был уверен: вы не только не допустите ошибок, но и увидите ошибки в работе своих коллег. Вы въедливы и дотошны. Вы скрупулезно читаете каждое слово в каждом предложении каждого абзаца и знаете законы вдоль и поперек.

– Приятно слышать.

– Но нам-то с вами известно, что этого мало. Что моргнуть не успеешь, как все пойдет псу под хвост из-за какой-нибудь нелепой случайности. По-настоящему гениальные юристы не только знают каждую запятую в договорах, но и прислушиваются к своему внутреннему голосу, полагаются на некое шестое чувство, которое, если ему довериться, непременно подскажет, в каком направлении следует двигаться. Именно так и произошло с вами на встрече с Аньей и Жорди. И вы оказались правы.

– Вы уверены?

– Уверен. Девушки собираются уволить штатного юриста и потому наняли нас. И теперь они хотят, чтобы вы возглавили их юридический отдел.

Я не верю своим ушам. Мне поручают собственное дело, собственного клиента! Это же последняя ступенька перед тем, как стать младшим партнером!

– Всему свое время, – усмехается Олдридж, угадывая мои мысли. – Но я вас поздравляю.

Он поднимается, и я вскакиваю со стула. Мы жмем друг другу руки.

– И да, – подмигивает Олдридж. – Если все пройдет гладко – да.

Я смотрю на часы. 14:35. Мне не терпится позвонить Белле, но сегодня утром она была на химиотерапии и сейчас наверняка спит.

Тогда я набираю Дэвида.

– Привет, – отвечает он. – Что случилось?

Подумать только, я никогда не звонила ему средь бела дня. Всякий раз, когда я хотела чем-нибудь с ним поделиться, я отправляла ему электронное письмо или терпеливо дожидалась вечера.

– Ничего страшного.

– Ох… – ворчит он, но я выпаливаю, не дослушав его.

– Олдридж только что поручил мне дело, после которого я стану младшим партнером!

– Шутишь! Это же потрясающе!

– Девушки из «КуТе» решили повременить с выходом на биржу и хотят, чтобы я возглавила их юридический отдел.

– Я так горжусь тобой, – умиляется Дэвид. – Но тогда ты вернешься в Калифорнию?

– Вероятнее всего, да, но вряд ли я задержусь там надолго. Впрочем, это мы пока не обсуждали. Но я так счастлива! Просто сама не своя. Все так удачно сложилось, понимаешь? Я как чувствовала. Как знала, что поступаю правильно!

Дэвид молчит. Я слышу в его трубке чьи-то голоса, обрывок разговора.

– Да, – произносит Дэвид. – Превосходно. Уже иду.

– Ко мне? Сюда?

– Нет, не к тебе. Слушай, мне пора. Давай сегодня вечером это отметим. Где тебе угодно. Напиши Лидии, пусть придержит для нас столик.

Дэвид отключается.

А на меня наваливаются тоска и одиночество: словно паутина, они медленно опутывают меня с головы до ног. Но почему? Какого рожна мне надо? Дэвид такой надежный и чуткий. На него всегда можно положиться, он никогда меня не подведет. Он искренне радуется моим успехам. Ему не наплевать на мою карьеру. Он не задумываясь пожертвует ради меня всем. Он свято блюдет нашу договоренность не мешать друг другу.

Однако сейчас, сидя за своим рабочим столом, я понимаю и другое. Что мы с ним – две параллельные прямые. Мы всегда рядом, в одной плоскости, но никогда по-настоящему не пересекаемся из страха сбить друг друга с пути. И все вроде бы ровно и гладко: никаких треволнений, никаких накладок. Но проблема с параллельными прямыми в том, что расстояние между ними может быть в пару сантиметров, а может и в пару километров. Или вовсе в сотни световых лет, как, похоже, между мной и Дэвидом. Мне кажется, за последнее время мы с ним невероятно отдалились друг от друга. Мы не замечаем этого, потому что продолжаем двигаться в одном и том же направлении, к одним и тем же целям. Но я-то хочу большего. Я хочу столкновений и потрясений. Хочу, чтобы мой путь наконец кто-нибудь пересек.

Я звоню Лидии и бронирую столик в «Данте», итальянском ресторанчике в Вест-Виллидже, который мы с Дэвидом любим. На 19:30.

Я захожу в крошечный ресторан, притулившийся на углу улицы, залитый светом восковых свечей. Столики по-старомодному накрыты скатертями в красную клетку. За одним из них сидит уткнувшийся в телефон Дэвид. На нем голубой свитер и джинсы. Дресс-код в хедж-фонде не такой строгий, как в банке, где он раньше работал, и теперь Дэвид почти не вылезает из джинсов.

– Привет, – говорю я.

Он вскидывает на меня глаза и улыбается.

– Привет. Ну и столпотворение сегодня, правда? Ни пройти, ни проехать. Вот, пытаюсь разобраться, с чего им вдруг вздумалось перекрыть Седьмую авеню. Эх, а давненько мы здесь не были. Почти с тех самых пор, как начали встречаться.

С Дэвидом меня познакомил мой коллега Адам, с которым мы работали клерками в Федеральном окружном суде. Мы оба пахали от зари до зари, получали жалкие гроши и совершенно не вписывались в трудовой коллектив.

Помнится, я полгода, если не больше, сходила по Адаму с ума. Он был родом из Нью-Джерси, любил комедии семидесятых и знал, как заставить норовистую кофемашину сварить капучино. На работе мы почти не разлучались: вместе крючились за своими столами, вместе уминали пятидолларовую лапшу быстрого приготовления, купленную в закусочной на колесах. И вот однажды Адам закатил вечеринку по случаю своего дня рождения и пригласил всех в бар «Десять колоколов», что в Нижнем Ист-Сайде. Я про этот бар раньше и знать ничего не знала. В нем царил полумрак, горели свечи, стояли деревянные столы и барные стулья. Мы объедались сыром, пили вино и платили в складчину, так как кредитный лимит наших банковских карт, задолженности по которым мы рано или поздно надеялись погасить, подобных роскошеств не дозволял.

Был там и Дэвид, застенчивый и милый. Он угостил меня выпивкой, рассказал, что работает в банке, с Адамом знаком еще со школы и в первый год жизни в Нью-Йорке даже снимал с ним на пару квартиру.

Мы болтали о сумасшедших ценах на аренду жилья, жаловались, что во всем городе днем с огнем не сыскать приличной мексиканской еды, и цитировали наш любимый «Крепкий орешек».