– А ну давай вылезай, – продолжал второй, – липа это, а не документы. Сейчас в любом переходе метро еще и не то можно купить.

– Что «не то?» – Никонов окончательно утратил инициативу, ему стало страшновато, и он просто тянул время.

– Да хоть свидетельство о разводе Кобзона. Даже если он, к примеру, никогда не разводился.

Если бы Никонов был в своем обычном собранном состоянии, он нашелся бы, как среагировать на эту дурь, которую катили на него два смурных инспектора неизвестного чина и звания. Но он и сам был сейчас смурной. И поэтому он принял предложение, которое, будь оно сделано в спокойной обстановке, показалось бы ему дикостью и потрясением основ.

– Вот что, следователь, – сказал второй, постукивая документами о ладонь, – как-то нескладно у нас с тобой получается. Отпускать тебя, что ли?

Петр протянул руку за документами.

– Да не, ты подожди. Погодь, маленько, а я скажу. Честно говоря, следователь, что-то с тобой не в порядке. И вызывает наше подозрение. Мы, конечно, можем взять тебя сейчас вон туда, в нашу кибитку. И там по телефончику мы все твои понты проверим. Где учился, на ком женился и кого задерживать собирался.

– Но ведь это какое время…

– Ну вот. А я о чем? Ты же спешишь? Спешишь. Значит, тебе этот вариант подходит? Нет, он тебе не подходит. Но войди и в наше положение: просто так отпустить мы тебя не можем. А вдруг ты ограбил и убил этого Петра Степановича, а удостоверение его взял, ну и фотку, конечно, переклеил. Это уж дело плевое. Шучу, конечно, но ты сам знаешь, следователь, чего в жизни не бывает.

– Я могу ехать?

– Вот давай сделаем так. Чтобы и у нас сердце не болело, и тебя не задерживать. Говори, что за задание. Кого хоть задерживать собираешься? Ответишь быстро и без запинки, мы увидим, что ты не врешь, забирай тогда свои документы и езжай, куда хочешь. А если начнешь из пальца высасывать, тогда извиняй, придется задержать до выяснения. Нам тут на трассе, сам понимаешь, все права даны.

И само вылетело с языка и сказалось:

– Вы даже не представляете, это очень важное дело. О нападении на капитана Петухова. Преступников вычислили. Но задержать их решил я сам.

– Ну, если так, мы тебе, Петр Степанович, премного поможем. Вылезай, сейчас сам увидишь.

– У вас еще какие-нибудь сомнения?

– У нас нет. Но я же не шучу. Мы можем здорово помочь в твоем деле.

Он открыл дверцу и довольно решительно потянул Никонова из машины.

– Вот сейчас сам увидишь…

Трое мужчин пересекли шоссе и приблизились к сторожке.

– А, кстати говоря, вы сомневались в моей личности…

– Уже не сомневаемся. Ты с нами начистоту, и мы с тобой нараспашку.

– Но сомневались. А сами, между прочим, не представились.

– Сейчас сам увидишь, – уже предательски заводясь, возбуждаясь, повторял тот, который держал его за локоть. – Все увидишь…

Они взошли на крыльцо сторожки, и один из них ногой распахнул дверь.

«А ведь я, может, и на свет Божий больше не взгляну, – вдруг неожиданно остро начало доходить до Петра Степановича. – Что же я наделал? И это все? И так все и закончится?»

Апартаменты, куда они вошли, состояли из двух комнат. В первой не было ничего, кроме стола с телефонным аппаратом, стула и табуретки. Из-за приоткрытой двери второй виднелись только чьи-то ноги, в форменных брюках, но без обуви.

«Напарник, что ли, отдыхает», – мимолетно подумалось Никонову. Но тут же ему стало не до мимолетностей.

Его грубо, с силой надавив сверху на плечо, усадили на табуретку. Затем один из них, тот, что остановил его на дороге, остался стоять у него за спиной, а второй уселся за стул, немного комически изображая неторопливостью всех движений большое начальство.

Но все комическое в этой сцене кончилось очень быстро.

– Ну что, следак, давай знакомиться, – как будто вполне спокойно сказал тот, что сидел напротив Петра за столом. Но уже в следующий момент голос его взвился до визга и поросячьей истерики: – Ах ты кум гадский! Мрак вонючий!..

И. мгновенно выросши над столом, он ударил своим правым шатуном Никонову промеж глаз. В последнюю долю секунды Петр успел как бы мотнуть головой вбок, и только это спасло его переносицу от того, чтобы быть сломанной и вдавленной внутрь.

Но избежать остального это не помогло. От страшного удара Петр опрокинулся вместе с табуретом и, отлетев на пару метров, покатился по полу. Когда движение прекратилось и он приоткрыл глаза, то снова увидел те же ноги без обуви, принадлежавшие кому-то, валявшемуся во второй комнате.

Но теперь, подкатившись почти вплотную к ним, он увидел и вторую пару ног. Истина открылась Никонову, но, как это и частенько случается, произошло это слишком поздно. Во второй комнате лежали не напарники этих двух, а их жертвы. И они не спали, а если уж точнее, спали вечным сном. Их окровавленные тела – это и было все, что осталось от действительного поста ГАИ. Захваченный двумя бандитами совсем недавно, он превратился теперь в свою противоположность – в мощный источник опасности и хаоса.

Когда на Киевском вокзале Воронов в последний момент вскочил в электричку, Гриша-маленький и его брат, хотя и отстали от него вагонов на пять, но успели сделать то же самое. Олега спасло то, что электричка была битком забита народом. К тому же братья, разгоряченные погоней, избрали неправильную тактику ее продолжения. Несмотря на живую стену из тел, заполнявшую тамбуры и проходы вагонов, они все-таки попытались пробиться вперед, не дожидаясь остановки.

Но их усилия, сопровождаемые руганью и даже тычками со всех сторон, привели лишь к тому, что они все-таки оказались остановленными и затертыми посреди первого же вагона. То есть, того самого, в который они успели запрыгнуть. Против физики не попрешь, а уплотняться народу впереди было решительно некуда. Тогда они решили дождаться остановки в расчете на то, что кто-то впереди выйдет, и они смогут возобновить свое продвижение.

Но не на первой, не на второй остановках никто не вышел. Наоборот, еще снаружи пытались присоединиться к едущим, чуть ли не с разбега трамбуя людей, заполняющих тамбур.

Осознав, что, впаянные в айсберг из пассажиров, они могут уплыть аж до Серпухова, братаны пустили в ход кулаки и локти, протискиваясь в обратном направлении. По возможности им отвечали тем же. Наконец, они кое-как протиснулись в тамбур, и двери открылись на очередной остановке. Гриша-маленький, сметая все на своем пути, выскочил на перрон и уже хотел было бежать вперед, к вагону, в котором находился Воронов. Но братка все еще вырывался изнутри, преодолевая встречный поток людей, которые ринулись на посадку.

Гриша ухватил его за руку и рванул что было сил. Наверное, брату еще кто-то хорошо поддал сзади, потому что он с внезапно обретенной скоростью полетел на Гришу. Оба повалились на перрон, кляня на чем свет стоит непреоборимую силу народных масс. Но пока они поднимались на ноги и прикидывали, куда им теперь бежать или прыгать, двери электрички тупо сошлись, рассекая человечество на две половины: на тех, кто ехал дальше, и… на остальных.