– Что именно?

– То, что имея такие ресурсы и столько времени на подготовку, вы в союзе с Толмачевым начали с такого провала? Итак, я повторяю: кто еще участвует в этой операции? Почему начали с провала? И, наконец, какова моя задача?

Старцы что-то темнили. Воронов не сомневался в их искренности. Все, что они тут понарассказывали, вполне могло соответствовать действительности. И одновременно все это выглядело разорванными и деформированными фрагментами непоправимо искаженного целого. Утаивался какой-то важный пункт. Или, во всяком случае, он все время подразумевался, но не был высказан, не был сформулирован с необходимой ясностью. Почему у них все-таки так плохи дела, если сами они так хороши и важны, так, казалось бы, могущественны и защищены здесь, на этих своих необъятных дачах?

– Отвечаю по пунктам, но кратко, – приосанившись, начал Рюмин. – Мы в союзе с Толмачевым начали с провала именно потому, что мы начали в союзе с Толмачевым.

– Иными словами, вы признаете сейчас, что этот ваш союз был ошибкой?

– Да, молодой человек, именно так, И те, кто повинен в ней, ответят по законам чести, можете не сомневаться. У нас ведь не как у нынешних: города на карте нет, войск, наступавших на него, тоже уже нет. И, что самое удивительное, виновных во всем этом тоже нет. Ну, это я так, к слову. А что у вас там по второму-то пункту?

– Ах, да: кто еще участвует в операции?

– А это вы, опять-таки, у генерала Толмачева можете уточнить. При личной встрече.

– Не понял. Как же можно начинать операцию при невыясненных участниках?

– Я же вам ответил: ошибка. Мы слишком во многом поверили на слово Толмачеву.

– А проверить его слова?

– Проверить не было возможности. Вернее говоря, мы рассчитывали, что такая возможность в последний момент появится. Но, к сожалению, вместо реализации она была утрачена полностью и окончательно, – Ну хорошо. А какова хоть схема операции в изложении Толмачева?

– Как вы, может быть, знаете, Толмачев много лет находился на нелегальной работе в обеих Америках, как в Южной, так и в Северной. Естественно, у него там остались свои люди. Да и не только люди, но и целая сеть банков, предприятий и магазинов. Как все это было организованно, не сейчас рассказывать.

– Да уж, Григорий, ты бы покороче, – раздался недовольный голос Озеркова. Но Воронов уже привык, что у этого строгого господина может быть только такой голос.

– Короче говоря, с помощью всей своей американской клиентуры Толмачев брался организовать здесь, у нас, «Черный вторник» наоборот. То есть резкое падение курса доллара, который в дальнейшем, где-то уже через неделю, должен был сблизиться с курсом рубля.

– А что в это время происходило бы за рубежом?

– Мы в это особо не вникали. Нам сказано было, что у них там, в долларовой зоне, события здесь тоже отзовутся некими финансовыми судорогами. Но, повторяю, мы считали, что это их проблемы. И они на Западе, маленько перепугавшись, с этим справятся.

– А что здесь?

– Выдавливание доллара.

– И что же вместо него?

– Золото. А оно у нас. Зависимость от зеленого дьявола лопается. А на смену идет золотой червонец. Золотые акции. Да что угодно. И вот тогда, на гребне успехов новой платежной реальности, страна безбоязненно возвращается к единственно легитимной, исторически прославленной форме правления.

– Очень красиво, Я вас поздравляю, господа. Если бы я был редактором и вы принесли бы мне этакую вдохновенную поэму, я ответил бы вам коротко и ясно: «В печать!» Но так как у меня другая специальность, то я говорить буду не совсем, может быть, то, что вы ожидаете. Первое: сколько у вас золота и доступно ли оно, учитывая положение на Кавказе?

– Около двух десятков тысяч тонн, – не без стариковской гордости ответил Нойгард. – И оно доступно. Вполне доступно, господин Воронов. Последние десять лет шло его перебазирование. Сейчас все оно в Москве. Можно сказать, в центре столицы.

– Но ведь это такое количество… Оно, как вы говорите, на глазах. Такое не замаскируешь. Следовательно, любой власть имеющий может наложить на него лапу.

– У нас нет сейчас времени рассказывать вам о некоторых технических решениях. Но, поверьте, проблема решена на таком совершенном уровне, который обеспечивает как сохранность и контроль, так и практически мгновенный доступ к золоту.

– Прекрасно, господа! Конечно, на мой поверхностный взгляд, это что-то из области фантастики, но… не будем, не будем спорить. Итак, допустим, я верю, что по этому пункту у вас все в порядке. Но дальше я вынужден говорить куда более неприятные вещи. Шутки в сторону. Вы привлекаете меня к работе как профессионала. И как такового прошу меня сейчас и выслушать. Первое: все, что вы мне тут говорите, звучит почти правдиво и одновременно ужасно фальшиво. Очень уж это заметно, господа. И если бы я этого не учуял, то нет от меня никакой пользы, и зря, выходит, вы ко мне обратились. Времени у нас немного. И все-таки я позволю себе уточнить всего два пункта. Во-первых, что это за возможность проверить Толмачева, которая у вас была и которая теперь для вас утрачена? И, во-вторых, каковы все-таки мои задачи?

– Очень хорошо, Олег Юрьевич, что вы задали именно эти два вопроса, – сказал Рюмин необычайно мягким тоном, в то время как Нойгард и Озерков вообще отвели глаза в сторону. – Два ваших вопроса касаются, по сути, одного и того же пункта. Как вообще могут быть проверены слова человека или организации, которую он представляет?

– Прежде всего, действия, которые, по их обещанию, они предпримут, должны быть выгодны им самим. Соответствовать их целям.

– Но если мы не уверены в их целях?

– Тогда их обещания могут быть гарантированы другим человеком или организацией, которому или которой договаривающиеся стороны…

– Участники сговора, говорите уж прямо.

– …подчиняются в том или ином смысле.

– Вот на такого человека, который смог бы сыграть роль гаранта соглашений, мы и надеялись выйти до последнего момента. Точнее говоря, мы не очень-то и надеялись. Но один из наших, который посвятил поискам этого человека много лет, очень нас обнадежил в этом отношении.

– В каком отношении? Прошу вас, Григорий Генрихович, будьте предельно конкретны.

– Когда наши контакты с Толмачевым и американской группой вступили в решающую стадию, наш человек сообщил нам, что не сегодня завтра будет предпринята попытка убить его.

– И что же?

– Он связывал это с тем, что он или вот-вот выйдет, или уже вышел на человека-гаранта, но пока еще не смог его опознать.

– И что же случилось дальше?

– А дальше, к сожалению, случилось вот что: нашего человека действительно убили. Ночью, сутки назад. Примерно в это же время.

– И он вам ничего не успел сообщить?