В половине седьмого Ширли и Жозефина вышли из парикмахерской. Ширли схватила подругу за руку и заставила поглядеться в витрину мебельного магазина «Конфорама», освещенную большой неоновой вывеской.

— Ты хочешь, чтобы я купила кровать или шкаф? — спросила Жозефина.

— Я хочу, чтобы ты увидела, до чего ты хороша!

Жозефина всмотрелась в отражение и призналась, что она действительно очень даже ничего. Волосы, уложенные искусной рукой Денизы, окружали голову золотистым сиянием. «Я даже как-то помолодела, — подумала Жозефина. — Может, тот незнакомец в пальто пригласит меня выпить чашечку кофе, если вернется в библиотеку».

— Это ты здорово придумала. А то я обычно к парикмахеру не хожу. Не хочу бросать деньги на ветер.

Она тут же пожалела, что произнесла эту фразу: мысль о недостающих деньгах сдавила ей горло, она задрожала.

— А как ты находишь меня? — спросила Ширли, сделав пируэт и встряхнув своими платиновыми кудряшками.

Она подняла воротник длиннополого пальто и кружилась, раскинув руки, запрокинув голову, хрупкая и грациозная, как балерина.

— О! Ты у нас всегда красивая! Такая красивая, что с ума можно сойти, — ответила Жозефина, пытаясь изгнать из головы картину позорного банкротства.

Ширли расхохоталась и затянула старую песню группы Queen, кружась посреди дороги. «We are the champions, my friend, we are the champions of the world… We are the champions, we are the champions!»[21]Она танцевала на пустынной улице, среди серых, мрачных зданий. Скакала на своих длинных ногах, виляла бедрами, изображала, будто играет на невидимой электрогитаре и пела, пела от радости, что ей наконец удалось сделать Жозефину красивой.

— Отныне я буду водить тебя в парикмахерскую раз в месяц. За свой счет.

Порыв ледяного ветра оборвал ее выступление. Она взяла Жозефину под руку, чтобы согреться. Некоторое время они шли молча. Было уже темно, редкие пешеходы, попадавшиеся им по дороге, шли почти вслепую, низко наклонив головы, спешили по домам.

— Сегодня явно не тот вечер, чтоб проверить, какое ты производишь впечатление, — недовольно буркнула Ширли. — Все смотрят исключительно под ноги.

— Ты думаешь, тот, в синем пальто, теперь обратит на меня внимание?

— Если не обратит, значит, у него бельма на глазах.

Она ответила так резко, так категорично, что Жозефина воспарила от счастья. «Неужто правда я стала красивой?» — подумала она, ища глазами витрину, чтобы полюбоваться своим отражением.

Она прижала к себе руку подруги. И, впервые в жизни ощущая себя красавицей, осмелела.

— Скажи, Ширли… Можно задать тебе вопрос? Очень личный вопрос. Если не хочешь, не отвечай.

— Валяй, спрашивай.

— Вопрос довольно нескромный, предупреждаю… Только не сердись, ладно?

— Ох! Жозефина, come on…[22]

— Ну ладно. Почему ты одна, почему в твоей жизни нет мужчины?

Не успела Жозефина задать этот вопрос, как сразу же об этом пожалела. Ширли резко выдернула руку, помрачнела. Отскочила в сторону и пошла быстрым, широким шагом, обгоняя Жозефину.

Жозефине пришлось почти бежать, чтоб нагнать ее.

— Ну прости, Ширли, прости… Я не должна была, но пойми, ты такая красавица. А всегда одна, я…

— Я давно боялась, что ты задашь мне этот вопрос.

— Ты не обязана отвечать, уверяю тебя.

— Я и не отвечу, ладно?

— Ладно.

Новый порыв ветра хлестнул им в лицо, они согнулись, пряча лица, цепляясь друг за друга.

— Кошмар какой, — выругалась Ширли. — Какой-то просто день Страшного Суда!

Жозефина вымученно засмеялась, пытаясь рассеять возникшую неловкость.

— Точно! Могли бы побольше фонарей зажечь. Нужно написать в мэрию.

Она молола что попало, лишь бы поднять подруге настроение.

— А еще один вопрос. Совсем безобидный.

Ширли пробормотала что-то неразборчивое.

— Почему ты так коротко стрижешься?

— Тоже не стану отвечать.

— Этот вопрос нельзя назвать нескромным.

— Нет, но он имеет прямое отношение к первому.

— Ох! Ну прости. Я молчу.

— Уж правда лучше помолчать, если ты и дальше собираешься задавать такие вопросы.

Они шли в тишине. Жозефина прикусила язык. Вот так всегда, стоит хорошо себя почувствовать, она становится не в меру смелой и болтает всякую чушь. Надо в самом деле не открывать рта!

Погруженная в свои мысли, она не заметила, как Ширли остановилась, и наткнулась на нее.

— Хочешь, я кое-что скажу тебе, Жози? Только одно. I give you a hint…[23]

Жозефина кивнула, обрадовавшись, что Ширли больше не сердится.

— Длинные светлые волосы приносят несчастье… тебе этого пока хватит.

Она пошла вперед, гордая и одинокая.

Жозефина двинулась следом, на шаг позади. Так вот что принесло несчастье Ширли? Она представила ее юной девушкой с длинными светлыми волосами, все мальчишки в городке ходили за ней, следили, приставали. Длинные светлые волосы реяли за ней, как знамя, разжигая желания и аппетиты. И она их остригла.

Вдруг, откуда ни возьмись, на пустынной улице появились трое парней, налетели на них и вырвали сумки. Жозефине досталось кулаком по носу, она поднесла руку к лицу: кажется, пошла кровь.

Ширли длинно выругалась по-английски и погналась за ворами. Жозефина, обмерев, не в силах сдвинуться с места, наблюдала сцену моментальной расправы. Ширли одна уложила всех троих. Как молния, она металась в воздухе, с немыслимой яростью нанося удары кулаками и ногами, так что вскоре обидчики уже валялись на земле. Один попытался было достать нож, но Ширли тут же выбила его ногой, и нож улетел в неизвестном направлении.

— Хватит, или еще хотите? — спросила она, поднимая с земли похищенные сумки.

Парни катались по земле, стонали от боли, хватались за отбитые места.

— Ты мне зуб выбила, сука, — выкрикнул самый здоровенный из парней.

— Только один? — удивилась Ширли и еще раз врезала ему ногой по челюсти.

Парень взвыл и съежился в клубок, защищая руками голову.

Его приятелям удалось подняться, и они быстренько смылись. А этот лежал и стонал; приподнявшись на локтях, попытался уползти. «Сука, падла, чтоб тебя!» — бормотал он, плюясь кровью. Ширли наклонилась, схватила парня за воротник куртки и, удерживая его на четвереньках, принялась раздевать, стаскивая одежку за одежкой. Так быстро и умело, словно меняла младенцу памперс.