Следуя моим указаниям, Элли осторожно проезжает через отворившиеся ворота. Вот мы и снова в Плезантон-Лейк.

– Так что насчет Плезантона? – спрашиваю я снова. – Ну, раз уж ты соврала, что ходишь здесь в школу?

– Однажды мы играли против них в волейбольном матче.

– Ты занимаешься спортом? – удивленно спрашиваю я.

– Больше нет. Раньше занималась.

– Только волейболом и больше ничем?

– Еще бегала, – отвечает Элли. Машина под ее управлением крайне медленно тащится по проезду. Когда фары высвечивают цветастого павлина – мой почтовый ящик, Элли притормаживает.

Дом погружен в мрачную, недружелюбную темноту – никакого сравнения с яркими огнями въезда в район.

Мне вспоминается другая похожая ночь – за исключением, конечно, погоды.

– Почему ты бросила спорт?

– Мы не могли позволить себе такие траты. К тому же, кто-то должен присматривать за мальчишками.

– Но тебе ведь нравилось заниматься?

– Не у всех есть богатые красивые дома, – бурчит Элли. – К слову, мне нужно срочно найти работу.

Она открывает гараж нажатием еще одной кнопки и осторожно паркуется, а затем тщательно проверяет, точно ли она поставила машину на ручник. Выключив фары, она кладет ключи мне на колени.

– Я не хотела так говорить, – произносит Элли. – Просто… Неважно. Извините, – она зарывается пальцами в свои волосы. – Просто меня так злит, что с вами такое случилось. Это ужасно, а я просто сволочь. Я чувствую себя виноватой из-за того, что вы для меня столько делаете – и в итоге получаете вот это.

– Знаешь, просто… – я замолкаю, но потом начинаю снова: – я так всего боюсь.

В слабом свете гаражных огней мои перебинтованные руки кажутся призрачными. Я тянусь к крестику, всегда висящему на моей шее, но пальцы ничего не находят.

– Но грустнее всего то, что мир каждый раз доказывает – я боюсь не зря.

Элли

Я нехотя захожу в дом и с таким раздражением скидываю кеды, что они отлетают в стену.

Не стоило мне срываться на Шарлотте – теперь я чувствую себя виноватой. Чтобы как-то приглушить это чувство, я спрашиваю, нужна ли ей помощь. Шарлотта не отвечает, и мне приходится окликнуть ее еще раз.

В доме темно, хоть глаз выколи. Я оглядываюсь по сторонам, пытаясь найти Шарлотту, и в конце концов замечаю нечеткую тень на диване в гостиной. Шарлотта неподвижно сидит в самом его центре.

Обычно это место кажется уютным и домашним, но сейчас, в плотном мраке, от этой умиротворяющей атмосферы не осталось и следа. Шарлотту, едва различимую в темноте, словно облаком окружает страдание.

Джастин так мне и не перезвонил. Я места себе не нахожу. О чем, черт побери, он вообще думал?

Интересно, Шарлотта сможет его опознать? Да, глаза у него зеленые, но, может, лыжная маска действительно помогла скрыть черты его лица?

– Не могла бы ты включить камин? – доносится мрачный голос Шарлотты. – Я пойду выпью парацетамола.

– Нет, сидите, – прошу я и буквально крадусь к камину. – Где у вас лекарства?

Шарлотта молча показывает себе за плечо, в сторону уборной. Я нажимаю на кнопку зажигания газового камина, и пламя вскоре разгорается.

– Тот коп сказал приложить к синяку что-нибудь холодное. У вас есть пакет со льдом?

– Может быть, в морозилке.

Я нахожу в шкафчике ванной комнаты парацетамол и прихватываю с собой полотенце. В него заворачиваю пакет со льдом. Еще надо взять бутылку воды.

Возвращаюсь в темную гостиную и вручаю все это Шарлотте. Странно, что она не включила хотя бы торшер.

– Может, вам свет зажечь?

Она коротко качает головой.

– Камина достаточно.

Шарлотта запивает таблетки водой. Вздрогнув, прикладывает к щеке ледяной компресс и бормочет что-то не очень внятное в знак благодарности. Я стою перед ней, не зная, что еще я могу сделать. Может, просто уйти, сказав, что сейчас меня подвезет до дома друг? Но пока я все это обдумываю, Шарлотта вдруг хлопает по дивану рядом с собой.

– Не посидишь рядом?

Честно говоря, физические контакты – не мой конек. Ощущая неловкость, я замираю на месте, а потом делаю шаг назад и сажусь в кресло, тут же утопая в его мягких подушках.

Шарлотта изнуренно улыбается.

– Ну или в кресле. Извини, – говорит она, пожимая плечами. – Иногда я почему-то забываю о чужом личном пространстве. Хотя я сама не слишком люблю, когда в него вторгаются… Наверное, сейчас мне просто одиноко. И страшно.

Я пытаюсь сформулировать подходящий ответ.

– Может, вы хотите поговорить с Ноем? – предлагаю я и протягиваю ей свой телефон. – Вот, возьмите, он все равно ваш. Или, хотите, я ему сама позвоню?

– Ной сейчас в Нью-Йорке, и там уже поздно. Я попросила полицию оставить ему сообщение на автоответчик. Конечно, он не обрадуется, что узнал так поздно, но хоть что-то.

– Должно быть, он сильно за вас волнуется, когда уезжает, – задумчиво говорю я и поджимаю под себя ноги. – Наверное, вам тяжело, что он так часто в разъездах.

– Да, тяжело, – соглашается Шарлотта. Ее плечи явно напрягаются, и я понимаю, что попала на больную тему. – Мне сложно с этим сжиться. Наверное, нужно вступить в какой-нибудь клуб. В книжный, например. Или пойти на уроки кулинарии. Или садоводства. Словом, чем-то себя занять.

– Мне казалось, вы много работаете, – вставляю я.

– Да, – не спорит Шарлотта и немного перемещает ледяной компресс. – Я очень люблю преподавать.

– Так вот почему вы такая умная.

– В каком смысле?

– Ну, вы кажетесь очень образованным человеком.

– Я хороша только в литературе. Я в основном только ею и занимаюсь.

– А у меня с этим не ладится.

– С чтением?

– Да, мне сосредоточиться сложно.

– Бывает. Мне кажется, пытаться делать то, что тебе абсолютно неинтересно, – смерти подобно, – говорит Шарлотта. Потом она облизывает губы и вдруг шепчет: – К слову о смерти… Сегодня мне показалось, что у меня перед глазами промелькнула вся жизнь. Очень странное ощущение, как будто я оказалась где-то снаружи своего тела и смотрела на все это со стороны. И время как будто замедлилось.

– Это из-за пистолета вы так испугались?

– Не думаю. Просто из-за всей ситуации в целом, – говорит она и неотрывно смотрит в огонь. – Но это заставило меня задуматься – а зачем я вообще притащила пистолет в дом…

Затем едва слышно она бормочет:

– Что ни делай – получается ерунда.