– Да, с ней все хорошо. Легкие повреждения, ничего опасного.

– Вы звонили Ною?

– Кому?

– Ее мужу, – объясняю я. – Почему вы позвонили мне, а не ее мужу, Ною?

– Его нет в городе. Шарлотта сказала, что вы второй в списке человек, которому можно позвонить.

– О, – отвечаю я. Мальчишки тем временем уже потеряли всякий интерес к учебе и теперь швыряют друг в друга карандашами. Я сурово хмурю на них брови и отправляюсь в их комнату, чтобы они не подслушали разговор.

Офицер, кажется, ждет, что сейчас я засыплю его вопросами, но я даже не знаю, что следует говорить в таких случаях.

– Нам бы хотелось, чтобы вы приехали в участок.

– Зачем? – выпаливаю я. Затем быстро пытаюсь исправиться: – То есть, я сегодня с детьми сижу. Может, я могу как-то помочь из дома? Шарлотта хочет со мной поговорить?

– Конечно, но было бы лучше, если бы вы все-таки приехали. Шарлотта сильно потрясена. Мы расскажем подробнее, когда вы приедете.

Они снова о чем-то приглушенно говорят. Потом доносится шорох. Может, это все уловка? Может, они пытаются заманить меня в участок, чтобы устроить допрос?

– А вот и она, – сообщает офицер Махони. – Сейчас с вами поговорит Шарлотта.

Дальше, все, что я слышу, – это лишь жалобные всхлипы. Шарлотта что-то говорит, но ее слова тонут в рыданиях.

– Шарлотта, – повторяю я ее имя несколько раз. – Шарлотта, пожалуйста, успокойтесь. Я не понимаю, что вы говорите.

Она пытается объяснить мне, что случилось, но не может выдавить ни слова – только беспрестанно заикается. В конце концов офицер Махони отстраняет ее от телефона после трех бесплодных попыток.

– Элизабет?

– Да.

– Она сейчас не в лучшем состоянии. Пусть лучше сначала соберется с мыслями и успокоится.

– Хорошо.

– У вас есть права?

– В смысле, водительские?

– Да.

– У меня нет машины, – смущенно говорю я. Экзамен-то я, конечно, сдала, но практики у меня никакой не было. Диана позволяет мне вести машину только в том случае, если она слишком пьяна, чтобы самой сесть за руль. Есть еще, конечно, машина у Джастина. Но эта рухлядь старше меня, и каждую неделю с ней случается какая-нибудь новая неполадка. И коробку передач у нее постоянно заклинивает.

– Ничего страшного. Я отправлю к вам патрульную машину, чтобы вас довезли до участка.

– А что насчет мальчишек, с которыми я сижу?

– Кроме вас в доме есть взрослые?

Я закатываю глаза.

– Нет.

– Когда дома будут ваши родители? Или опекун?

Как объяснить офицеру полиции, что в этой квартире только ты единственный родитель и опекун? Смысла врать мне нет.

– Не могу точно сказать. Давайте я позвоню и уточню у их мамы.

– Вы не против отвезти Шарлотту домой? – спрашивает офицер Махони. – Мой напарник привез ее машину к участку. Лучше бы ей не садиться за руль в таком состоянии. Мы предложили сами отвезти ее, но она попросила позвонить вам. Насколько я понимаю, Шарлотта беременна, так что я не хочу расстраивать ее еще сильнее.

Затем он уточняет мой адрес и даже пару раз переспрашивает, чтобы убедиться, что записал его верно.

– Офицер Спарроу будет через пятнадцать минут. Номер машины – 1070.

Я быстро набираю Джастина, пока загоняю мальчишек в ванную, чтобы они почистили зубы и переоделись в пижамы. Джастин не отвечает.

Потом я иду к Сандре, нашей соседке снизу. Иногда, если другого выхода у меня не остается, я прошу ее посидеть с мальчиками. Она живет со своим парнем, и по ночам тот всегда работает.

Затем я пишу Диане записку, отправляю мальчишек к Сандре и спускаюсь вниз.

Джастин все еще не отвечает.

Офицер Спарроу вылезает из машины и приветствует меня. Думаю, ему не впервой приезжать в этот район. Полицию постоянно сюда вызывают по уйме причин – вандализм, вооруженные нападения, домашнее насилие.

– Что случилось с Шарлоттой? – спрашиваю я, когда патрульная машина трогается с места.

– Шарлотту ограбили.

Я ожидаю услышать, что ограбили у колледжа, но нет.

– На парковке у продуктового магазина, на углу Двенадцатой улицы и Мелчер-стрит, – продолжает офицер.

– Это ведь в нескольких километрах отсюда? – пораженно спрашиваю я. Этот магазин находится в нашей части города – крайне далеко от дорогих супермаркетов, которыми должна пользоваться Шарлотта. Что она тут забыла, да еще и ночью?

Меня это беспокоит. Я пытаюсь списать мучающее меня тяжелое чувство в груди на изжогу, но на самом деле мои мысли вот о чем.

А вдруг Шарлотта решила купить продукты здесь, в этом районе потому, что хотела привезти их мне? Потому что она знала, что денег у нас нет, и со мной живут еще двое маленьких детей, которых нечем кормить?

В горле у меня пересыхает, словно я песка в рот набрала.

– Вы поймали грабителя?

– Нет. Шарлотта в состоянии шока, так что не может дать подробные показания. Мы надеемся, что с тобой она успокоится и сможет лучше описать человека, который на нее напал.

– И вы уверены, что она была в магазине на Мелчер-стрит?

Спарроу скашивает на меня взгляд.

– Да. Ты туда ходишь?

– Иногда. Потому что я рядом живу, но она-то нет.

– Кажется, ты знаешь, как себя вести в таких районах. Но все-таки будь осторожнее на парковках. Обращай внимание на то, что происходит вокруг. Не вынимай на улице телефон и почаще осматривайся. Ну и паркуйся только в хорошо освещенных местах.

– Да я здесь выросла, – говорю я, согласно кивая при этом. – А она-то что вообще в этом магазине забыла? Она живет рядом, – я делаю на этом особый акцент, – с гораздо более дорогими и безопасными магазинами.

– Сказала, что у нее были какие-то дела, – говорит Спарроу и бросает на меня еще один взгляд. – Думаю, она хотела занести тебе продуктов. Сказала, что у нее в Мидоуларке живет друг. Думаю, она имела в виду тебя.

– Ну теперь я себя дерьмом чувствую, – бормочу я.

– Проблемы дома? – дружелюбно спрашивает Спарроу.

Он даже не представляет, насколько я себя сейчас ненавижу. Шарлотта попыталась сделать для меня что-то хорошее – и вот куда это ее привело.

Я запускаю руку под рукав и наощупь нахожу шрам, который обычно прячу под кожаным браслетом. Обвожу его выпуклую линию, чувствуя, что я все это заслужила. Поганый характер моего отца губил жизни всех людей, с которыми он был связан. И этот шрам – просто еще одно напоминание о его дурном нраве. И сейчас я задаюсь вопросом – а что, если Шарлотта невиновна? Что, если я просто продолжаю портить жизнь травмированной беременной женщине, очень эмоционально уязвимой при этом?