командуя войсками, которые должны были поддерживать мир. Хотя Нэпир не был радикалом, как Энгельс, он все же был потрясен условиями жизни в городе, назвав его в своем дневнике "входом в ад!".

Пресловутый лондонский туман, вызванный в первую очередь сжиганием угля, создавал эпизоды "острого воздействия загрязнения", которые были настолько плохими, что приводили к одной из каждых двухсот смертей в течение более чем столетия.

Загрязнение окружающей среды было не единственной причиной того, что жизнь в Великобритании XIX века становилась короче и неприятнее. Инфекционные заболевания создавали все более смертельную угрозу для городских жителей. Хотя в 1700-х годах были достигнуты определенные успехи в борьбе с уже известными инфекционными заболеваниями, особенно с оспой, перенаселенные и быстрорастущие промышленные города создавали идеальную почву для новых эпидемий. Первая глобальная эпидемия холеры вспыхнула в 1817 году, после чего регулярные вспышки продолжались до конца века, когда была полностью осознана важность чистой муниципальной воды.

Уровень смертности в перенаселенных промышленных городах резко возрастал. В Бирмингеме смертность на 1000 человек в 1831 году составляла 14,6, а в 1841 году - 27,2 на 1000 человек. Аналогичный рост был зафиксирован в Лидсе, Бристоле, Манчестере и Ливерпуле. В новых промышленных городах половина всех детей умирала, не достигнув пятилетнего возраста.

В некоторых районах Манчестера было всего тридцать три туалета на более чем семь тысяч человек. В Сандерленде был один туалет на семьдесят шесть человек. Большинство этих туалетов не были подключены к общественной канализации, что приводило к образованию городских выгребных ям, которые редко очищались. В любом случае, большинство канализационных систем не могли справиться с человеческими отходами, которые все же попадали в них.

В этих условиях очень старая болезнь, туберкулез, вновь стала бичом. Записи показывают следы туберкулеза в египетских мумиях, и эта болезнь издавна преследовала плотные поселения. Она стала главным убийцей в XIX веке, когда скученность и антисанитарные условия достигли небывалых масштабов в больших городах. На пике своего развития в середине века туберкулез был причиной около 60 000 смертей в год в Англии и Уэльсе, в то время как общее число смертей составляло от 350 000 до 500 000 в год. Однако есть также свидетельства того, что большинство людей в течение жизни страдали от той или иной формы туберкулеза.

Такие высококонтагиозные детские болезни, как скарлатина, корь и дифтерия, оставались разрушительными вплоть до двадцатого века, когда были введены эффективные программы вакцинации. Наличие кори и туберкулеза - респираторных заболеваний - усугубляло последствия загрязнения окружающей среды, что приводило к повышению смертности. Уровень материнской смертности оставался высоким на протяжении всего этого периода. Больницы также распространяли инфекцию, пока к концу века не была правильно понята важность мытья рук.

В начале 1770-х годов население Манчестера составляло чуть более двадцати тысяч человек. К 1823 году в городе проживало более ста тысяч человек, которые пытались разместиться в переполненных жилищах, с грязными улицами, недостаточным количеством воды и копотью повсюду.

Тесные и убогие условия жизни, тяжелый быт и дешевый алкоголь создали еще одну опасность: рост насилия, в том числе в семьях. Несомненно, домашнее насилие существовало и до индустриализации, а хорошее отношение к детям, в смысле образования, питания и ухода, стало нормой только в двадцатом веке. Тем не менее, когда все пили слабый эль, злоупотребление алкоголем было меньше. Предположительно, употребление дистиллированных спиртных напитков в Великобритании началось только после битвы при Рамиллисе в 1706 году. В 1700-х годах началось употребление джина, а к середине 1800-х годов алкоголизм стал распространенным явлением. По мере снижения цен на табак, сигареты также стали доступными для рабочего класса.

Образованная британская реакция заключалась в утверждении о более широком моральном упадке нации. Томас Карлайл оказал большое влияние на эту проблему, введя термин "состояние Англии" в 1839 году. Волна социальных романов была посвящена порокам фабричной жизни, включая произведения Чарльза Диккенса, Бенджамина Дизраэли, Элизабет Гаскелл и Фрэнсиса Троллопа.

Медицинские осмотры новобранцев британской армии во время Второй англо-бурской войны 1899-1902 годов подтвердили глубокое нездоровье нации. Индустриализация привела к катастрофе общественного здоровья.

 

В чем ошиблись виги

В "Истории Англии" Томаса Маколея, впервые опубликованной в 1848 году, новейшая история Великобритании описывается следующим образом:

Ведь история нашей страны за последние сто шестьдесят лет - это, безусловно, история физического, морального и интеллектуального совершенствования. Те, кто сравнивает век, на который выпал их жребий, с золотым веком, существующим только в их воображении, могут говорить о вырождении и упадке: но ни один человек, правильно информированный о прошлом, не будет склонен относиться к настоящему с угрюмым или унылым видом.

Этот радужный взгляд отражает то, что в более широком смысле известно как интерпретация истории вигами, и связан с более современным экономическим предположением о самодействующей полосе производительности. Обе точки зрения основаны на идее о том, что прогресс в конечном итоге приносит благо большинству людей.

Рассказ Эндрю Юра о распространении фабрик в Великобритании отражал оптимизм 1830-х годов и предвосхищал риторику современных технопровидцев. Даже когда он описывал квалифицированных ремесленников, теряющих работу, Юр уверенно писал, что "фабричная система, изобилующая чудесами механики и политической экономии, обещает в будущем стать великим служителем цивилизации на земном шаре, позволяя этой стране, как ее сердцу, распространять вместе с торговлей жизненную силу науки и религии среди мириадов людей".

Увы, мир сложнее, чем кажется на первый взгляд, именно потому, что социальные и экономические улучшения далеко не автоматические, даже по мере изменения институтов и внедрения новых технологий.

Оптимизм вигов был понятен, поскольку он отражал взгляды восходящих социальных классов Англии, включая дворянство и новые меркантильные, а позднее и промышленные интересы. Он был также поверхностно правдоподобен, поскольку индустриализация действительно выдвинула на передний план новых людей и идеи. Однако эта форма социальных изменений не привела к неумолимому подъему большинства населения, как мы видели в этой главе.

Промышленники, такие как Аркрайт, вскрывали существующие иерархии в начале 1800-х годов не потому, что хотели снизить социальные барьеры или создать истинное равенство возможностей, конечно же, не для "низших слоев населения". Напротив, поднимающиеся предприниматели среднего рода хотели реализовать свои собственные возможности, продвинуться вверх и стать частью высшей прослойки общества. Разработанная ими концепция отражала и узаконивала это стремление. Эффективность была ключевым фактором, как гласил преобладающий аргумент, и она соответствовала национальным интересам. Новые технологические, экономические и политические лидеры были авангардом прогресса, и от этого прогресса выиграли бы все, даже если бы они не понимали его в полной мере.

Взгляды Джереми Бентама, как и взгляды Сен-Симона, Энфантина и Лессепса во