Коротаев кружил по комнате, принюхиваясь.

— Что ты носишься, как ужаленный?

— Знаешь, начальник… Когда бы не мое чутье, в твоей городской квартире уже рыбы плавали бы…

Рокотов так до конца и не разобрал, какие такие заслуги надумал приписать себе пленник.

— А ведь есть такая легенда… поверье. Чуть ли не от Петра идет. Что простоит город триста лет, а после под воду уйдет.

— Я не верю в сказки, — отозвался Рокотов. — Триста лет? Разве что по Божьему счислению. Но для Бога один год — миллион наших…

— Это кто же подсчитал?

— Хватит трепать языком, — оборвал его Влад. — Пошли на выход. Дорогу, я думаю, ты знаешь.

— Найду с закрытыми глазами, — пошутил Коротаев. — Слушай, а мы ведь теперь с тобой вроде, как это… напарники? Ты бы меня расковал. На меня тоже охотятся…

— И что? Ты мне поможешь, если меня подстрелят первым? Не мели чушь, господин обергофмейстер. Ступай и пригнись на всякий пожарный…

Коротаев послушно пригнулся.

* * *

Они вышли наружу, и Рокотов — сам для себя неожиданно — задал вопрос:

— Что-нибудь чуешь?

Коротаев расхохотался:

— Зауважал, командир! Шлепай спокойно, тихо все… Кстати, есть хорошая мысль. Тебе понравится, ты оценишь.

— Неужели? У тебя? Хорошая?

— Вот представь себе. Не хочешь разнести тут все вдребезги? Чтобы выжженная земля. Я знаю, ты сумеешь, и средства наверняка есть. А если нет — я найду… я и взрывчатку могу унюхать…

Влад ненадолго задумался:

— Нет. Нужны доказательства.

— Тогда за тебя это сделают другие. Твои хозяева, например. Тут же полный беспредел, и они сами в нем увязли.

— Нет, я сказал.

— Думаешь, если бы карты легли иначе, твой пахни не стал бы топить город?

Эта мысль уже некоторое время преследовала Рокотова. Окажись Ясеневский — Иван Никифорович — на месте Ивана Ивановича, то как бы он поступил? Остановился бы перед диверсией?

Может быть, да.

А может быть, и нет.

Да вдобавок использовал бы его самого, Рокотова.

— Вы слышали, Коротаев, такое выражение? — Он вновь перешел на «вы». — История не знает сослагательного наклонения. Карты легли так и иначе не лягут.

— Слышал, начальник. Это переводится как «если бы, да кабы, во рту выросли грибы…». Ну, гляди, тебе решать. Я бы все тут попалил. Так ли уж ты будешь нужен своему боссу, когда вернешься? Столько мертвяков, да без санкции прокурора…

— Придет время — посмотрим. Я ведь не один приду. Ты ведь сам заявил, что мы якобы напарники. И думай лучше о своих мертвяках. За них ты точно заплатишь.

— И ты надеешься, что я начну тебе подпевать?

— Ну не в лад, но начнешь. Шкуру-то спасать надо. Юлить будешь ужом, вертеться волчком, но расколешься.

— С моей шкурой дела плохи, сам знаешь, — Коротаев дернул головой, намекая на повязку и на кровавую бойню в больнице.

— Неважнецкие, — согласился Рокотов. — Но хоть жить будешь. Смертной казни-то нет…

— Да разве это жизнь?

Их беседа носила вполне степенный характер.

— Рассветает, — заметил Коротаев уже за воротами базы.

Действительно, занимался рассвет.

— Ты-то откуда знаешь?

— Внутренние часы. Слыхал про такие?

Какая, однако, эрудированная личность. Паханы пошли просвещенные. Как биолог, Рокотов, естественно, знал о существовании внутренних часов.

— Наслышан. Ступай осторожнее, здесь повсюду кочки да ямы. Ногу сломишь — придется и впрямь тебя волочить. Или кончить на месте…

— Хотел бы меня кончить небось, да?

— А сам как считаешь?

— Хотел бы… И я бы тебя хотел. Лезвиями пока не подавился?

— Как видишь, нет.

Это хорошо, что Коротаев напомнил ему о бритвах. Они, пожалуй, и вправду уже больше не понадобятся, и Влад избавился от них двумя осторожными плевками.

— Долог ли путь до Типперери? — бодро осведомился Андрей Васильевич, и Рокотов в очередной раз подивился, сколь непринужденно вышагивает этот журавль.

Может быть, к нему вернулось зрение?

Нет, даже если так — повязка слишком плотная.

— Километров пять. Осилишь?

— Дорогу осилит идущий. Скачущий, едущий, парящий…

Болтая без умолку, Коротаев был занят чрезвычайно важным делом: орудовал канцелярской скрепкой, которую успел прихватить, пока шастал по кабинету.

Он взял инструмент вслепую, просто шаря по столу в надежде, что что-нибудь да подвернется. Находка явилась приятной неожиданностью.

Рассвет не был ему на руку: Влад, конечно, светил фонарем, но больше по сторонам, и за всем уследить не мог.

Так что можно было ковыряться в замке.

На всякий случай Коротаев своровал целых две скрепки.

И похвалил себя за это, когда оступился, чуть не упал и одну выронил.

Теперь он уже разогнул вторую и очень аккуратно, с предельной осторожностью нащупывал ею заветное отверстие в наручниках.

— Вы что заканчивали? — поинтересовался Влад. — Вуз? Техникум?

— Высшие курсы, начальник. Выше не бывает.

— Школа жизни, стало быть.

— В цвет базаришь.

Только бы щелчок не вышел громким, а конвоир смотрел в другую сторону!

— Сказочку рассказать? — предложил Коротаев.

— Ты и сказки умеешь?

— Я все умею. Целые романы знаю наизусть. В высшей школе ведь как? Изо дня в день одно и то же… Подложишь к себе под бочок «петуха» и слушаешь позапозавчерашнее…

— Ты, выходит, в авторитетах ходил?

— Ну не в мужиках же.

— Про романы ваши я наслышан. Вам больше про Монте-Кристо нравится… да про виконтов — про красивую жизнь.

— А то. Как будто тебе не нравится.

Рокотов лишь усмехнулся в ответ.

Усердно трудясь над замком, Коротаев одновременно отсчитывал шаги. Они сворачивали, конечно, то вправо, то влево, но он насчитал, что около двух километров уже пройдено.

Если там, куда направляется этот гад, его кто-то ждет, то дело дрянь… Надо поторапливаться.

— Вертолет у тебя там, что ли? — спросил Андрей Васильевич.

— Да, в кустах. С роялем вместе.

Своим вопросом Коротаев невольно напомнил Рокотову о важном деле. Он вынул рацию и вышел на связь с Ясеневским по спецканалу.