Видимо, просто хотел посмотреть — напоследок? — кто прилетит.

Может быть, в вертушке будут лишь пилот и штурман или только пилот. А может быть, оттуда горохом посыплются спецназовцы, имеющие приказ: прочесать местность, найти и уничтожить.

Какая, в сущности, разница. Если дана санкция, пристрелить могут и в салоне. Тот же пилот справится с двумя пассажирами. Ну, Влад еще поборется…

Если надо, он взорвет вертолет… тьфу холера. Он выругался. Ну надо же доверять хоть кому-то, хоть через самообман. Иначе вообще незачем жить.

Ожила рация.

— Вы на месте? — интересовался Ясеневский.

— В общем и целом, — уклончиво ответил Влад.

— Что это значит — в общем и целом? Пилот докладывает, что видит поляну и собирается садиться. У вас там все тихо?

— Мертвая тишина. Пускай садится.

В эфире повисла пауза.

— Не веришь мне, — констатировал догадливый генерал.

— Я за последнее время немного разочаровался в людях, товарищ генерал-лейтенант. Вы уж не обессудьте. Вы, может быть, сейчас под дулом пистолета со мной общаетесь. От души желаю ошибиться.

— Имеешь право. В конце концов, это профессионально. Ты деликатный, кстати! Другой бы выразился яснее… Короче говоря, готовься к полету. Домой. Дело закрыто.

— То есть как это — закрыто?

— Я неточно выразился. Не закрыто, конечно. Миссия твоя выполнена.

Связь оборвалась.

Слабым голосом закаркал Коротаев:

— Верю всякому зверю, а тебе, ежу, — погожу.

Он слышал весь разговор.

— Сожгут огнеметами — и привет…

— Может, скальпелем для начала почикают?

— Как захотят, так и кончат.

— Не каркай, сволочь. Всех стрижешь под своих блатных. А люди-то еще остались.

— Люди? Люди остались. Знаешь, кого в хате людьми зовут? Которые там сидят, те и люди.

— Вижу, лечение пошло тебе на пользу. Ожил, смотрите-ка.

Вертолет тем временем плавно приземлился, пилот заглушил мотор. Рокотов напряженно ждал.

Никто не посыпался изнутри, пилот был один и спокойно сидел за рычагами, не собираясь выходить.

Коротаев спросил:

— Меня, конечно, первым хочешь пустить? Но меня ноги еще не держат.

— Не еще, а уже. Расплата за подвиги… за бег с препятствиями. Пойдем так, как шли…

— Как покажемся, так он нас и пришьет.

— Еще одно слово — и займемся репродуктивной системой.

Андрей Васильевич перекрестился здоровой рукой.

Для удобства перемещения Влад его развязал, хотя и ждал в любую секунду попытки удушения, ибо имел дело с затравленным, на все готовым хищником.

И постоянно следил, чтобы животное не шарило по чужим карманам.

— Ты верующий, что ли? — изумился Влад. Чего-чего, а такого фортеля он от Коротаева не ожидал.

Впервые в голосе бывшего начальника депутатской охраны прозвучало нечто человеческое:

— У меня вся грудь в куполах…

— Ну, тогда Бог тебя не выдаст.

— Зато свинья наверняка съест.

— Хреновый ты тогда верующий.

— Это не тебе судить.

— Верно, судить тебя будут другие… А ну, давай запрыгивай…

Может быть, и Чикатило крестился?

С Коротаевым за плечами, с двумя автоматами наперевес Рокотов медленно вышел на поляну.

Пилот, не поворачивая головы, открыл им дверцу, и оба залезли внутрь.

— Мое почтение, — осторожно поздоровался Рокотов.

— С возвращением, — коротко отозвался пилот. — Он не опасен? Машину не взорвет?

— Опасен, но не взорвет. Руки коротки.

Это был еще один, довольно безжалостный каламбур. Коротаев раздувал ноздри, впитывая и обрабатывая вертолетную информацию. Слепое лицо его ничего не выражало.

Здоровая рука медленно и осторожно ощупывала сиденье.

Отвинтить, выдернуть, спереть, ударить, выстрелить, полоснуть, грохнуть, придушить, удавить, сожрать…

Включился двигатель, и вот вертушка оторвалась от земли.

Влада не покидало напряжение. До последнего момента он ждал, что их настигнет какой-нибудь чудом уцелевший человек от Ивана Ивановича и прибьет из гранатомета.

В полете он ждал, что их вот-вот каким-то образом отправят за борт.

Еще он постоянно ожидал какой-нибудь самоубийственной выходки Коротаева, но тот был слишком слаб для боевых подвигов.

Он ничего не нашел, а следовательно — не отвинтил, не выдернул и не полоснул.

Улитки-прудовики.

Бенедикция байкальская. Раковина широкая, с узким устьем…

Затворки-мегаловальваты… Megalovalvata piligera и М. Baicalensis…

Байкалия килеобразная…

Уносит смерчем Одиночку и Краста, уносит смерчем Ивана Ивановича и его верного Айболита… Коротаев опасен.

— Тебе его видно? — крикнул он пилоту.

— Что? — не расслышал тот.

— Тебе видно этого урода?

— Видно.

— Вот и замечательно. Присматривай за ним.

— А ты на что? Я машину веду, между прочим!

— Ты жить хочешь? Тогда присматривай. Если дернется, кричи, и я сразу проснусь.

Рокотов отключился.

* * *

Энциклопедия лежала там, где Влад ее оставил, и даже не запылилась. Вообще, все дома выглядело так, словно он никуда не уезжал.

Даже генерал Ясеневский будто бы и не вылезал из кресла, в которое уселся на ночь глядя несколькими днями раньше.

Правда, на столе стояла бутылка праздничного коньяка. И появился новый предмет: на спинке стула висел китель подполковника ФСБ.

Из капитанов — в подполканы.

Да, дело и впрямь, видно, выдалось серьезное. За дельфинов благодарили меньше.

И за Одиночку меньше.

Две большие желтоватые звездочки покоились на дне квадратного толстого стакана, наполненного доверху.

— Ну что, подполковник? — осведомился генерал. — Вздрогнули? До дна. Не хочется? А придется.

Влад покосился на генеральские пальцы: нет ли там перстня, скрывающего яд? Нет, только глубоко впившееся в кожу обручальное кольцо.

Чистая, незамутненная паранойя — не исключено, что уже в клинической стадии. Ему не в санаторий, ему в психушку пора.

А что? Могут и посадить, если поставят в вину беспредел и осудят как невменяемого. Никогда не нужно зарекаться.