Он закончил ревом, который наконец разбудил Раду.

– Что случилось, любимый? – спросил тот, зевая.

Мехмед не слишком нежно пнул его:

– Одевайся быстрее, если не хочешь остаться. Подходит христианский флот. И, клянусь яйцами Иблиса, мы должны его потопить.

* * *

Последний раз он видел его освещенным одиноким лучом света, пробившимся сквозь тучи. Тогда он надеялся, что видит его в последний раз. Сейчас купол Айя-Софии сверкал под утренним солнцем. Над ним не реял турецкий полумесяц; люди на стенах размахивали флагами города и других государств, защищавших его. Враги еще снаружи, он успел вовремя.

Справа послышался юный голос:

– Господин, это там живет Бог?

Григорий взглянул на мальчика. Сын генуэзца, и потому католик.

– Возможно. На этот счет есть некоторые разногласия. – Он улыбнулся. – Хотя я предпочел бы, чтобы сегодня он жил с нами, на воде.

Девятилетний мальчик огляделся, словно искал что-то.

– Господин, но разве мы не плывем к суше?

– Верно, – ответил Григорий и потрепал вихрастую макушку. – Но кое-кто собирается нас туда не пустить.

– Кто, господин?

Грек повернул мальчика.

– Они, – сказал он и сглотнул; ему не раз доводилось видеть турецкий флот, но такого размера – никогда.

Флот был достаточно близко, чтобы разглядеть его во всех подробностях. Внезапно его собственное судно, «Стелла Маре», и три его спутника обогнули изгиб Маячного мыса, над которым виднелись очертания Айя-Софии, и вошли туда, где встречались три знаменитых воды – Мраморного моря, Золотого Рога и Босфора. Суша больше не сдерживала его, и море тут же стало неспокойным. Анафор, подумал Григорий, назвав это волнение турецким именем. Однако его судно – три мачты парусов, наполненных тем же юго-западным ветром, лодосом, который быстро донес их от Хиоса, – прыгнуло в глубокие воды, полетело меж высокими волнами, как дельфин, будто стремилось в безопасную гавань не меньше своих моряков.

– Господин, а это неверные?

– Да.

– Так… так много?

Григорий посмотрел вниз. Он видел страх в глазах мальчика, должно быть, чуть старше его с Софией сына. Парнишка, Бартоломео, привязался к Григорию с той минуты, как того вытащили из моря.

– Да, их много. Но посмотри на них.

Он опустился на колени, чтобы смотреть с высоты глаз мальчика, одной рукой взялся за леер, другой начал показывать на турок.

– Вон там, впереди, – трирема. У нее есть мачта, но парус не поднят, потому что ветер наш. Однако она все равно быстро идет к нам на веслах. Те, что рядом с ней, – биремы; они меньше, меньше весел. А по бокам от них идут совсем маленькие – фусты.

Мальчик нервно рассмеялся:

– Они похожи на водомерок.

– Так и есть! – воскликнул Григорий и широко повел рукой. – А теперь посмотри на нас, как высоки борта наших кораблей. Тех, сквозь кого мы не проломимся, мы просто раздавим, – он привстал и топнул ногой, – как жуков.

– Бартоломео!

Это кричал отец мальчика, помощник капитана. Он махал ребенку, приказывая укрыться внизу. За его спиной, на приподнятой кормовой палубе, махала другая рука – Григорию.

– Пойдем! Нас обоих зовут.

Он встал, мальчик – нет.

– Я хочу остаться с вами… – на Григория смотрели широко распахнутые глаза, – и смотреть за боем.

– Я думаю, ты и так его увидишь, где бы ты ни был. Но стрелы будут падать на нас, как дождь, так что тебе нужно какое-нибудь укрытие над головой.

Мальчик поплелся за ним следом. Нетерпеливый отец пробормотал проклятие, грубо схватил ребенка за руку и потащил вниз. Бартоломео оглянулся на Григория. Тот быстро приподнял маску, чтобы под ней блеснула слоновая кость. Это все время восхищало парнишку, и сейчас он радостно улыбнулся.

Пока мальчик спускался, Григорий вскарабкался по трапу на кормовую палубу. Бастони, хозяин «Стелла Маре», человек, который спас его, поднял голову от ремней нагрудника.

– Ну вот, грек, начинается. Ты готов?

– Готов. – Григорий оставил свое рагузанское имя и наемническое прошлое на затонувшем судне. – Где ты хочешь, чтобы я был?

– Сначала здесь, рядом со мной. Возможно, будут переговоры, а ты говоришь на османском лучше нас всех… – Он чертыхнулся, упустил ремешок. – Можешь помочь мне с этим?

– С удовольствием.

Григорий наклонился и быстро затянул ремни.

– А после разговоров?

– Где пожелаешь, – ответил мужчина и хмыкнул. – Я не стану брать у тебя уроки, как плавать на моем судне, и не стану говорить охотнику, откуда ему лучше стрелять дичь.

Он указал на арбалет, прислоненный к перекладине рядом с грудой доспехов. Григорий глянул туда, заново оценивая снаряжение. Он выиграл оружие у самого капитана на второй день пребывания на борту, в стрелковом состязании. Другие генуэзцы воспылали жаждой отомстить за оскорбление, нанесенное мастерству их капитана, и каждый последующий вызов приносил Григорию новую часть доспехов. Они не подходили друг к другу и не имели ничего общего с тем прекрасным комплектом, который сейчас уже наверняка украл кто-нибудь из отряда Джустиниани. Салад был хорош, почти новый, с забралом, которые сейчас входили в моду. Бувигер – похуже, и Григорий понимал: если долго торчать на виду, какой-нибудь остроглазый лучник непременно вобьет стрелу в зазор между ними, ему в горло. Обе части нагрудного доспеха принадлежали невысокому мужчине и не доходили Григорию до талии. На ногах вообще ничего нет, так что придется все время держаться за каким-нибудь укрытием.

Григорий ткнул большим пальцем через плечо:

– Скоро?

Капитан посмотрел ему за спину на врагов, потом – на свои паруса, опустил взгляд на волны:

– Полсклянки.

– Тогда мне лучше вооружаться. Ты поможешь?

– Да. Если ты закончишь со мной. Я мало что могу сейчас, кроме как бежать от этих сукиных сынов.

Мужчины начали помогать друг другу, и скоро оба были готовы – капитан в своих прекрасных черненых доспехах, Григорий в пестрых.

Он потянулся к своей маске, собираясь снять костяной нос. Потом передумал. У салада есть забрало, так что вряд ли он получит удар в лицо. Грек опустил руку.

Бастони заметил его жест.

– Ты так и не рассказал мне, что случилось с твоим носом.

– Да. Ты прав.

Секунду спустя оба мужчины улыбнулись. Каждый глубоко вздохнул. Турки подходили ближе, над бортами уже виднелись головы людей.

– Иди с Богом, – сказал Бастони, повернулся и пошел к передней части кормовой палубы.