– Холела? – задумчиво повторяет она.

– Нет, нет, – сконфуженно трясу головой, – Катя. Катя. Извини, дружок, я немножко запуталась.

– А Холела? – малышка смотрит на меня внимательно и настойчиво, явно пытаясь разобраться, что творится в моей взрослой и полной всякой ерунды голове.

– А холерой меня… только дядя Юл называет, – примерить к Ройху “дядя” оказывается сложно, но я справляюсь.

– А! – Асю это объяснение очень устраивает. – А меня – снезной плинцессой.

– Кажется, он в тебя влюблен, – коварно бурчу я, – твое прозвище красивей.

Ася кивает с важным видом, будто и сама уже в курсе, что этот большой дядя-жираф к ней неравнодушен.

Ася отходит под тихие смешки, все еще пофыркивающих от моего феерического эпикфейла взрослых, начинает трогать за нос разлегшегося в углу далматинца. Я обеспокоенно кошусь на Снежку, но она все еще то и дело начинает хихикать, пытаясь охладить ладонями разгоряченные от смеха щеки. К тому, что её малышка начинает играть с собакой, Снежка относится флегматично.

– Господи, Катюша, ну ты даешь, – выдает она, и я начинаю чувствовать, как жар снова приливает к моим щекам. Боже. Такой дурой себя выставила. Может, сбежать? Отсидеться в комнате, сослаться на головную боль…

– А чем это ты тут занимаешься, Катерина? – мягко интересуется Юлий Владимирович, и его пальцы смыкаются вокруг моих, сжатых на рукоятке ножа.

– Мучаю мясо. Жду, пока Снежке станет его жалко и она спасет его от меня, – обреченно сознаюсь я. Его близость действует слегка успокаивающе. Он рядом. Не стремится быстрее запихнуть меня в машину, как поступил бы папочка, если бы я выдала что-то такое на публичном мероприятии.

– Мучать – это хорошо, конечно, – мурлычет Ройх, прижимаясь грудью к моим лопаткам, – но давай его все-таки сами приговорим, м?

Я помню, как задела его заминка с моим представлением. Настолько, что снова психанула, снова влезла, повела себя как ревнивая малолетка, но вот сейчас…

Кажется, он и не собирался ничего скрывать.

Прижимается ко мне откровенно. Сжимает мои пальцы. Вместе со мной в четыре руки начинает нарезать шмат вырезки.

– Отличное мясо, Снежок, – произносит Ройх, чуть проворачивая пальцами наш кусок, – сочное, упругое. Фермерское?

Он говорит так спокойно, так буднично, а я с каждой секундой краснею все сильнее и сильнее. Потому что в мое бедро упирается еще кое-что… упругое!

Эй! Ну тут ведь люди вообще-то! И ребенок…

Ну, ребенок, конечно с той стороны кухонного острова, она ничего не видит, но все-таки…

– Да, да, фермерское, – рассеянно откликается Снежок, глаз не поднимая от своей миски с соусом, – Макс, Асе надо искупаться перед ужином. От неё дымом пахнет.

– Ничего удивительного, мы ведь учились печь картошку перед пикником завтра, – Макс поднимается со своего дивана и сгребает Асю за бока. Девочка взвизгивает и начинает хаотично махать руками и ногами.

– Папа, я бабочка-а-а!

Интересно… Где-то на подкорке у меня отложилась мысль, что Снежка и Максим поженились недавно.

Я ошиблась?

– Не отвлекайся от инструмента, холера, – с мягкой укоризной роняет Ройх, а сам трется стояком своим об мою попу еще настойчивей. С трудом удерживаю в себе вопрос – от какого именно “инструмента” мне предлагается не отвлекаться. От ножа, или?…

– Ты поняла, как нужно? – от шепота Ройха у меня по коже бегут горячие мурашки.

Бросаю вороватый взгляд на оставшуюся в кухне Снежку, но она как раз стоит к нам спиной и колдует там что-то свое.

– Давай сама теперь, – Ройх отпускает мои пальцы, но сам даже не думает отодвигаться. Даже еще плотнее придвигается.

– А ты что?

– А я буду наблюдать, чтобы ты все делала правильно, конечно, – он не ведет и глазом.

На самом деле после его “мастер-класса” дело идет быстрее. И моя природная кулинарная криворукость будто засыпает, или сдается невиданной силе педагогических талантов Ройха. Мясо уступает ножу и моим рукам. Сначала – медленно, потом быстрее и еще быстрее. В конце концов, оказывается, что последний кусочек я сбрасываю одновременно с тем, как кастрюлька с соусом Снежки брякает об столешницу.

– Все! – радостно улыбаюсь и незаметно от собеседницы выгибаю спину чуть сильнее, чтобы теперь уже мне задеть бедром многоуважемого моего профессора. Как оно там?

Думала, там уже расслабилось, и с удивлением понимаю, что нифига подобного. По-прежнему дыбом. Кажется, еще тверже, чем десять минут назад…

– Вот видишь, – Снежана улыбается мне с доброй насмешкой, – а ты “не мое, по гороскопу с кухней не сочетаюсь”.

– Ну, я ведь не сама, – отвечаю ей смущенно. А за пределами видимости Снежки щиплет меня за ягодицу чертов Юлий Владимирович. Да он что, издевается?

– Да брось, ты больше боялась накосячить. Или меня боялась. С Юлом только расслабилась, – Снежна ставит на стол огромный глубокий противень, – а теперь сделайте одолжение – сгиньте на полчасика хотя бы. Я хочу помедитировать тут одна. Без обид?

– Ну что ты, Снежик, какие обиды, – Ройх обнимает меня за талию и увлекает к двери, – я как раз хотел показать Катерине комнату для гостей. Полчасика, говоришь? А тебе не мало? Может, нам час тебя не отвлекать? Два?

– Что ты там такое собрался Кате столько времени показывать, – насмешливо щурится Снежка, – неужто в гостевой есть тайный ход, о котором мы не в курсе?

– Тайного хода нет, – Ройх говорит это, практически выпихнув меня из двери в кухню, – но я найду, что ей показать. Даже не сомневайся.

– Кровать там не ушатай, экскурсовод, – доносится из-за двери смех уже невидимой мне Снежки. Она все поняла…

Конечно, поняла, Ройх ведь отпустил столько недвусмысленных намеков…

Мне кажется, с меня слезло три слоя кожи от чувства неловкости. Вот только когда Юлий Владимирович поворачивается ко мне – оно испаряется, как будто и не было его.

Потому что он на меня смотрит с лютым голодом. А я… А я как кролик. Не могу отвести от него глаз.

В светлой гостинной Вознесенских тихо, только издалека доносится радостный голосочек плещущейся в ванной Аси.

Но она меня сейчас занимает поскольку постольку.

Она далеко. И сейчас, здесь, только я и Ройх. И никого больше.

– Ты еще не бежишь, холера? – он говорит негромко, медленно ступая по темно-зеленому потертому ковру в мою сторону.

Точь в точь удав, уставившийся на жертву своим гипнотическим взглядом.

И подталкивающий меня, влево по коридору, к такой изящной белой лесенке, что я бы с удовольствием её рассмотрела поближе. Но это можно потом.

– А вы планируете для меня что-то ужасное? – говорю дрожащим голосом, округляю напуганно глаза. Как можно плавнее ступаю задом наперед. Нашариваю пяткой первую ступеньку.