Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты слышишь? – Филимон насторожился.
Теперь и Вита услышала странный негромкий скрип, доносящийся одновременно со всех сторон.
Она испуганно огляделась, но в первый момент ничего не заметила.
А потом ей показалось, что помещение, где они находятся, стало немного меньше.
В первый момент Вита подумала, что это – обман зрения, но камера делалась все меньше и меньше, теперь она в этом уже не сомневалась.
– Стены сдвигаются! – прошептал Филимон.
Действительно, теперь было заметно, как медленно, но неотвратимо сближаются каменные стены.
– Эй! – крикнула Вита, запрокинув голову. – Остановите это! Давайте поговорим спокойно!
Но ей никто не ответил.
Стены продолжали сдвигаться.
Вита покрылась холодным потом.
Она вспомнила свой повторяющийся, мучительный сон – сон, в котором вот так же, как сейчас, на нее надвигались каменные стены подземелья, опускался потолок… ей показалось, что уже не хватает воздуха… еще немного – и невыносимая тяжесть навалится на нее, ломая кости, сплющивая беспомощное тело…
Только не впадать в панику!
Внезапно Филимон притянул ее к себе, обнял и зашептал:
– Закрой глаза, не смотри! Не бойся! Это просто сон… ты проснешься – и все будет хорошо…
– Да что ты несешь-то? – Вита отстранилась резко. – Какой сон, когда все взаправду! Этот тип хоть и псих, но не врет, стены-то настоящие! Эй! – заорала она. – Выключи это! Я скажу, где фибула!
Фибулу она оставила у Лелика. Хоть на это ума хватило, когда поперлась на эту студию, чтоб она провалилась совсем. Спрятала в груде хлама в углу. И никому не сказала, даже Ленке. Никуда фибула не денется, эти двое теперь до вечера из спальни не выйдут.
– Ну? – стены перестали сдвигаться. – Говори!
– Сначала вытащи нас отсюда! – твердо сказала Вита. – А то я скажу, а ты нажмешь кнопку – и все!
– Ты снова врешь! – безумец рассердился. – Так знай же, что ничто тебя не спасет!
– Тебе что важно – фибулу получить или нас убить? – крикнул Филимон.
– Она должна быть наказана! – заявил голос.
– Совсем спятил! – вздохнула Вита, видя, как стены снова начали двигаться.
Она не сводила взгляд с неумолимо приближающейся стены.
Эта стена была сложена из отдельных каменных плит, и на каждой из этих плит было выбито латинское слово. В скудном освещении Вита с трудом прочитала отдельные слова:
Invenire… omnia… potest… nemo… alio…
Эти слова что-то напомнили Вите. Где-то она их уже встречала…
И тут она вспомнила обломок мраморной плиты в этнографическом музее, и другой обломок – тот, который она видела в подземелье на острове… вспомнила, как соединила фотографии этих обломков на экране своего телефона и как прочла латинскую фразу, что была высечена над мордой древней мраморной собаки.
Эта фраза удивительным образом всплыла у нее в памяти.
Alius alio plura invenire potest, nemo omnia. Один может открыть больше другого, но никто – всего…
– Не смотри! – повторил Филимон и попытался закрыть ей глаза ладонью.
– Да погоди. – Вита оттолкнула его руку, потянулась к стене и начала нажимать на плиты с латинскими словами в таком порядке, чтобы получилась фраза.
Alius… alio… plura… invenire… potest… nemo… omnia…
И едва она нажала на последнюю плиту – скрип и скрежет сдвигающихся стен прекратился.
А в следующую секунду в одной из стен открылся прямоугольный проход.
Вита вскочила и бросилась в этот проход.
– Ты уверена? – спросил у нее за спиной Филимон.
– Во всяком случае, там не будет хуже! – отозвалась Вита и зашагала вперед. Филимон поплелся за ней.
Через несколько минут они оказались в самом обычном подвале – сыроватом, полутемном. По стенам тянулись трубы и кабели, на полу виднелись лужи, под потолком тускло горела слабенькая лампочка. По крайней мере, это был обычный городской подвал, а не тайное подземелье масонов. А в дальнем конце этого подвала обнаружилась лесенка, поднимавшаяся к обитой железом двери.
Дверь была заперта, но Филимон нашел на полу обломок арматуры и сумел выломать дверь.
Они выбрались наружу и оказались в тихом безлюдном дворике.
Вита вдохнула сырой свежий воздух и почувствовала себя заново родившейся.
– Бежим! – крикнула она. – Скорее бежим отсюда!
– Да погоди ты, у меня машина на стоянке.
Однако, когда они выскочили из переулка и обогнули здание, то увидели, что на стоянке стоят три черные машины и двое молодых людей в темных костюмах оглядывают все пространство зоркими глазами. Проскочить незамеченными было невозможно.
Уже стемнело, когда в грязном проулке возле храма Венеры Либетины появился горбун с темными живыми глазами. Остановившись в нескольких шагах от храма, он настороженно огляделся по сторонам.
Это место считалось одним из самых опасных в Вечном городе, и порядочные граждане старались обходить его стороной, особенно после захода солнца. Здесь можно было лишиться не только кошелька, но и жизни.
Горбун взял бы с собой кого-нибудь из крепких слуг, но сегодня к храму Венеры Либетины его привело такое важное и секретное дело, которое он никому не мог доверить. Слуги чересчур болтливы, и стоит им о чем-то узнать – это становится известно всему кварталу.
На небо набежали облака, укрыв луну. В проулке, где и без того было темно, воцарилась глубокая, непроницаемая, всепоглощающая тьма. В темноте заухала сова. Горбун зябко поежился, проверил короткий меч, спрятанный под плащом. Мимо храма прошла компания подвыпивших молодчиков. Горбун спрятался в тень, чтобы его не заметили, – таким гулякам ничего не стоит просто для развлечения побить случайного прохожего…
Снова наступила тишина.
Горбун вглядывался в темноту. На душе у него было неспокойно. Человек, которого он ждал, все не появлялся. Беспокойство росло с каждой минутой. Горбун хотел уже уйти.
И тут из кустов возле храма донесся едва слышный голос:
– Ты принес ее, Клавдий?
– Это вы, господин? – проговорил горбун с облегчением. – Слава Юпитеру, я уж боялся, что вы не придете!
– Так ты ее принес?
– Принес, господин, принес. А вы принесли деньги? Мне пришлось заплатить за нее из своего кармана. Наглец секретарь забыл, кому он обязан своей работой, забыл, кому он обязан своим положением, и запросил с меня три тысячи сестерциев.