— Иди, милый, я подожду, — Диана кивает в сторону двери.

— Я сейчас вернусь и продолжим начатое, — я нехотя отрываюсь от своей девочки и иду открывать.

Надеюсь, у того, кто трезвонит в мою дверь, как ненормальный, очень веская причина, иначе…

Я не успеваю додумать, что будет иначе, потому что открываю дверь:

— Мама?.. Что ты тут делаешь?

— Кирилл… — мама стоит в дверях и выглядит крайне взволнованно.

— Проходи, — я указываю в сторону квартиры, и пропускаю ее вперед. — Ты в порядке, мама? Что случилось?

— Кирилл, я все знаю! — восклицает Эдетта, заломив руки.

Только сейчас я замечаю, как ее трясет.

— Мама, что именно ты знаешь? — обращаюсь я к ней. — Потому что событий было много.

— Я узнала про Гордея, — ее лицо искажается гримасой боли. — Скажи мне, это правда? Кирилл, неужели… неужели мой Гордюша так поступил?

Она смотрит на меня выжидающе, словно от моего ответа зависит вся ее жизнь.

— К сожалению… — я развожу руками, не закончив фразу до конца.

Не то, чтобы я прикрываю Гордея, просто… несмотря на все недопонимания между нами, мне тяжело видеть маму в таком состоянии.

— Ах! — восклицает она громко, хватаясь за сердце и заходится в рыданиях.

Нет, мама, только не это! Ненавижу женские слезы. Они действуют на мужчин, как психологическое оружие — сразу теряешься, перестаешь мыслить здраво.

— Ну же, не плачь! — я притягиваю ее к себе и мягко обнимаю за плечи.

— Это моя вина… Ах, мой мальчик! Это только моя вина!

— Мама, пожалуйста, успокойся, — я рассеянно глажу ее по спине, не зная, как быть.

Проходит минуты две, прежде чем она затихает в моих руках.

— Что же теперь будет?.. — спрашивает она меня тихо.

— Гордей ответит за свои поступки, — говорю я осторожно, опасаясь очередного приступа рыданий.

— Его посадят в тюрьму?! — мама резко отстраняется от меня и смотрит с непередаваемым ужасом в глазах.

— Да, — отвечаю я коротко.

— Но… но… ему нельзя в тюрьму! Он… Как же его будущее! Нельзя, Кирилл, ему нельзя в тюрьму! — приговаривает она, ходя взад-вперед.

— Мама, Гордей заслуживает наказания за все, что он сделал, — мой голос против моей же воли становится жестким. — Он причинил много вреда брату Дианы…

Мама резко останавливается, точно споткнувшись о невидимую преграду, и поворачивается ко мне.

— Ты защищаешь какую-то незнакомую девушку, вместо того, чтобы защищать своего брата?!

— Я стараюсь быть справедливым, — отвечаю я уклончиво, не желая раскручивать и без того напряженный разговор с мамой до банального выяснения отношений.

— У тебя плохо получается! — мама обиженно поджимает нижнюю губу. — Все беды только из-за этой… этой…

— Мама, не стоит, — пресекаю я ее жестко, не желая слышать оскорбления в адрес своей любимой девочки.

Она обиженно умолкает, однако ее взгляд наполняется подозрением.

— Почему ты ее защищаешь? — интересуется она вновь, сузив глаза.

— Какая разница, почему? — отвечаю я устало, потерев переносицу.

Если честно, я очень устал от этого разговора. Оно не привело нас никуда, кроме ожидаемого недопонимания.

— Разница огромная… У тебя с ней что-то есть?.. Ах… — мама открывает рот, жадно хватая воздух.

— Вас это не касается.

— Как ты мог, Кирилл? Как ты мог променять семью на эту девчонку?

— Семью? — переспрашиваю я, усмехнувшись. — Ты сейчас серьёзно? У нас никогда не было семьи.

— Может быть, потому, что ты всегда ставил свои желания выше других ценностей! — заявляет мама, смотря мне прямо в глаза. — Ты никогда не думал обо мне.

В этот момент я чувствую себя так, точно она отвесила мне звонкую пощечину. Несправедливость ее слов ранит так же больно, как оскорбления в адрес Дианы.

— Ты ошибаешься, — в моем голосе нет ни единой эмоции, только дикая усталость. — Как и всегда. Тебе лучше уйти, мама. Нам больше не о чем разговаривать.

Мама смотрит на меня с полминуты, а затем, поправив ворот своей ярко-зеленой блузки, направляется к выходу.

Она останавливается уже в дверях, мнет в руках сумочку и поворачивается ко мне, одарив долгим взглядом.

— Кирилл? — зовет меня мама.

— Да? — я подхожу к двери.

— Ты же знаешь, что у тебя с Дианой ничего не получится. Рано или поздно ты должен жениться на Бэлле. Таковы условия соглашения…

Черт, напрочь вылетело из головы!

В этот момент чувствую себя полным идиотом, которого застали врасплох.

Идиотка! Просто глупая и доверчивая идиотка, вот кто я!

Конечно же, я все слышала. Можно даже сказать, что подслушала разговор Эдетты и Кириллы. Я не специально, так получилось. Кирилла долго не было, и я пошла проверить, все ли с ним в порядке. После моего похищения не прошло и суток, поэтому да, страх того, что все может повториться, еще никуда не ушел.

И вот я стою возле двери, завернутая в одно лишь полотенце, с мокрыми волосами, и слышу эти жуткие слова.

«Рано или поздно ты должен жениться на Бэлле…».

В ушах звенит, словно мне вновь отвесили сильную пощечину.

Как такое может быть?! Но самое обидное то, что Кирилл об этом даже слова мне не сказал!

Какая же я дура! Думала, что так легко и просто смогу завоевать сердце этого человека? Выходит, со мной он просто развлекался и коротал холостяцкие деньки до свадьбы?

Тут же встревает голос разума.

«Тогда зачем ему помогать тебе и твоему брату, Диана?»

Но голос сердца, голос и без того раненного и измученного сердца, вновь оказывается громче и перекрикивает доводы рассудка.

«Все, что ему было нужно — секс».

Нет, нет, нет! Не могу в это поверить! Неужели я стала очередной игрушкой Кирилла Тигунова? А как же его признание? Оно тоже было частью игры?

Я зажимаю ладонями уши и яростно мотаю головой из стороны в сторону, словно пытаясь унять этот противный голос.

— Уходи, мама, — доносится до меня голос Кирилла.

Почему он даже не пытается отрицать то, что сказала Эдетта? Лишь просит ее уйти.

Я слышу, как закрывается входная дверь. Слышу шаги Кирилла.

— Диана? — зовет он меня.

Но, кажется, мой язык навсегда прилип к небу, или я разучилась разговаривать. Забыла все слова, забыла, кто я, где я и с кем.