тем, чтобы каждая получила из него равную долю, при условии, что правнучки не уйдут в монастырь и не совершат мезальянса. А главное - если не будут претендовать на свою часть в бретонском наследстве, предоставив распоряжаться им своим младшим братьям и сестрам.

Как-то очень невнятно Анна Элоиза пробубнила:

- Я переписала свое завещание… Раньше я хотела завещать все это своим дочерям, Эмили и Катрин, которых любила больше всего. Но Катрин приняла постриг, а Эмили… Эмили умерла. Когда здесь появились вы со своими отпрысками, я поняла, что они оторвут часть имущества герцогов. Я не хочу допустить этого.

Помолчав, она добавила:

- Это и будет нашей с вами сделкой. Дайте мне слово, что не тронете бретонские владения, и я отдам вам все, что было у меня в Америке.

- Но откуда… откуда такое состояние? - прошептала я пораженно. Так называемое американское имущество, как я видела, состояло из луизианского поместья Бель-Эр и двухсот тысяч старых ливров в банке Гранье в Новом Орлеане. Нет, конечно, я кое-что слышала о предках Александра, которые были колонистами в Новом Свете и по воле Людовика Солнца даже занимали там должности губернаторов. И в Белых Липах было полно редких растений - свидетельств той, американской жизни, привезенных оттуда в Бретань более века назад. Взять хотя бы тюльпановые деревья близ Чарующего озера… Впрочем, деревья деревьями, но чтобы такое?…

Анна Элоиза скользнула по мне насмешливым взглядом.

- Вас удивляет сумма в банке? Да, я знаю, она велика.

- Велика? Да у меня даже нет слов… В старых ливрах!

- Не обольщайтесь. Их сейчас не достать. Англия не допускает французов до путешествий по морю. И правильно делает, поделом им, этим убийцам короля!

Старуха была права. Новый Орлеан был нынче недосягаем для коммерческих связей с Францией, вся морская торговля испытывала затруднения из-за блокады, которую устроила Англия французским кораблям. Но мне, привыкшей в последнее время к убыткам, подсчитывавшей все расходы, даже видеть такую сумму на бумаге было удивительно. Да еще убедиться, что она теоретически принадлежит нам… Я ожидала объяснений от Анны Элоизы. Кряхтя, она с величайшими предосторожностями опустилась в кресло, не принимая, впрочем, от меня помощи, и, только усевшись окончательно, стала говорить.

- Вы не понимаете? - произнесла она скрипучим голосом. - Где уж вам сразу понять, с вашими-то куриными мозгами… Мой муж, упокой, Господи, его душу, перед тем как жениться на мне, жил в Луизиане, а его предки появились там еще на пятьдесят лет раньше. Бель-Эр - это его тамошнее поместье, которое я в глаза никогда не видела. Когда мой муж уехал во Францию, а было это в 1738 году, усадьбу оставили на управляющего. Там выращивали хлопок, насколько я помню… Бель-Эр был доходен, уверяю вас.

Слушая старуху, я вспомнила, что так же обстояли дела и с отцовскими владениями на Мартинике. Отец тоже предпочитал не бывать там. Пти-Шароле, наша антильская «маленькая беседка»… Что-то стало с ней сейчас, кто там хозяйничает?

- Да, когда-то Бель-Эр давал десять тысяч ливров в год, - резко продолжала старая дама. - Мы их не востребовали, отправляли в американский банк. Как видите, пролежав там много лет, они превратились во внушительную сумму.

- Но кто же управляет всем этим сейчас? - прошептала я. - Почему вы уверены, что от этих денег не осталась лишь пыль? Столько всего случилось…

- Луизиана все еще принадлежит Франции, несмотря на то, что американцы жадно на нее посматривают. Да и потом, наша собственность - это наша собственность, нация лавочников на нее не посягнет… В Новом Свете разбойники из Конвента никогда не задавали тон.

- А Александр - он знает?

- Да, он все знает. Когда он бывал в Лондоне, то даже переписывался с банком Гранье. Ливры никуда не исчезли.

- И вы советовались с ним насчет завещания?

Анна Элоиза вспыхнула.

- Советоваться? Почему это я должна советоваться? Бель-Эр и деньги принадлежат мне, это моя вдовья доля, и я вольна передать её кому угодно. Конечно, я сказала ему, что таков мой выбор… хотя и не объясняла причин. Ваши ублюдки… они могут даже продать Бель-Эр, мне это совершенно безразлично.

Я осторожно, боясь измять бумаги, положила их на столик рядом с Анной Элоизой. Теперь, после такого аттракциона щедрости, я не была склонна вступать в перепалку по поводу слов, которые старуха выбирала. Хотя, конечно, щедрость была приправлена горечью.

Она хотела отделаться от близняшек, отстранить их от бретонского имущества… С точки зрения справедливости, мадам де Сен-Мегрен вроде бы была права. Вероника и Изабелла - действительно не дю Шатлэ… Получив от Александра имя, имели ли они право на остальное? Наверное, да, но требовать этого было бы слишком большой дерзостью. У нас с Александром будут другие дети. Как же позаботиться о близняшках, если отвергнуть этот старухин дар?

Это американское поместье - конечно, призрак, полный мираж в нынешних условиях. Как добраться до денег в Новом Орлеане? Ехать в такую даль? И если ехать, как доставить их во Францию? На этот вопрос даже бывалые коммерсанты затруднились бы ответить. Однако были некоторые надежды на то, что в скором будущем положение изменится. Если предположить, что пришедший к власти Бонапарт вот-вот вернет трон законному государю (а могло ли быть иначе, генерал ведь здравомыслящий человек?), то можно было ожидать и окончания распрей с Англией. Едва Франция вернется в лоно цивилизованных держав, восстановятся и все торговые связи. Возможно, это случится даже раньше, чем мои дочери войдут в брачный возраст, и тогда у них наготове будет солидное приданое.

Ироническая мысль мелькнула у меня в голове: как странно, что я задумываюсь о приданом девочек, отец которых - едва ли не самый богатый человек в Европе! Я отогнала эту мысль. Клавьер был так скуп, что в свое время не обеспечил мне маломальских лечения и пропитания, когда я, произведя на свет наших дочерей, погибала от родильной горячки. Кроме того, даже если бы он изменился и стал щедрее, его участие в судьбе девочек принесло бы мне неисчислимые несчастья, так что я готова была бежать от любой его помощи, как черт от ладана.

Так что в нынешней ситуации дар Анны Элоизы был, как говорится, рецептом от всех болезней. За время революции я пережила слишком много лишений, чтобы разбрасываться такими подарками и не ценить того, что посылает мне Бог. Возможно, с годами я даже стала меркантильна. По крайней