на спинку стула. А глаза-то красные, губы искусаны.

— Лера? Ты вернулась из леса? — по ее лицу пробегает судорога. — Да, ты же была в безопасности, у тебя все хорошо.

С нее действие маяка не сняли. Как же я не подумала это проверить? Света растирает виски:

— Ты в порядке, в лес пошла, но была в порядке.

— Да, в порядке и вернулась. Все хорошо.

— Знаю, что хорошо. Просто... странно.

Еще бы не странно: в лес одна без документов и денег ушла, весь семестр не появлялась, но никого из деканата это не взволновало, и меня за прогулы не отчислили.

— Все хорошо, — повторяю я. — Я вышла из леса, доехала на попутке, училась в другом институте.

Почти правда ведь.

— Ой, это хорошо. — В глазах Светы мерцают слезы. — А я все тут... ненадолго, наверное.

— Что такое? Это из-за философии?

Она отчаянно кивает и зажмуривается, по щеке стекает слеза. В груди короткой вспышкой разгорается ярость, и выдыхаемый воздух становится горячим. Так, спокойно, речь всего лишь о проблеме с зачетом.

— Ты что, не выучила?

— В общем и целом я знаю, но этот... мудак зачет у меня не примет, — Света поспешно вытирает слезу. — Так и сказал. А без зачета к сессии меня не допустят, ты же помнишь, здесь с этим строго.

— Но почему не поставит? Чем ты ему не угодила?

Сцепив пальцы, Света отводит взгляд:

— Неважно, ты все равно не поможешь с этим Гаврилычем. Лучше расскажи, как дела в твоем институте?

Драконы ходят, оборотни из-за всплесков гормонов буйствуют, зомби могут подняться в любой момент, помощник ректора — демон... Но такое не расскажешь ведь.

— Нормально дела. Все как у всех. А о проблемах расскажи, вдруг помогу? Что он на тебя взъелся?

— Да неважно... — отмахивается она, кривя задрожавшие губы.

— Света, — строго обращаюсь я к ней. — Рассказывай.

Глаза у нее расширяются, унылое на грани слез выражение лица сменяется легким недоумением.

— Р-расказывай, — повторяю я.

— Он сказал, что поставит мне зачет, только если я приду за ним к нему домой.

Несколько секунд мне требуется на осознание, что подразумевается под таким предложением, и внутри вспыхивает огонь, я едва сдерживаю выдох и готовое вырваться с ним пламя.

«Арен, все в порядке», — поспешно предупреждаю, ощутив его беспокойство.

С трудом подавляю всплеск магии. Глухо спрашиваю:

— Света, ты обратилась к декану? Жалобу написала?

— Лера, декан — его мать, она сказала не наговаривать на ее сыночку.

— У них фамилии разные.

— Кажется, он сын от первого брака. Не знаю. И он не дурак, сказал это один раз, я даже записать не успела, а теперь он осторожничает, отрицает все, говорит так двусмысленно, что не прикопаешься, и зачет не ставит. Да и из-за жалобы этой ко мне остальные преподаватели хуже относиться стали.

— А если комиссии сдавать?

— Лера, ну какой комиссии? Я тему знаю достаточно для зачета по непрофильному предмету, меня как спросят по всей строгости, так и сяду в лужу. Выучить просто не успею — к другим экзаменам готовится надо. И тогда меня стипендии лишат, а она мне нужна сейчас очень.

— А Олег?

— Я ему не говорила: он в драку полезет, потом еще до суда доведут — совсем плохо будет.

Да, такой вариант развития событий никому не нужен. Я поднимаюсь:

— Света, давай зачетку.

— Зачем?

— Давай, — протягиваю руку.

Света колеблется, но надежда пересиливает, и она вытаскивает из сумочки зачетку.

— Так, — отыскиваю нужную страницу. — Что бы ни случилось, внутрь не входи.

— Как это?

— Особенно если Гаврилыч кричать начнет страшно — не входи.

— Лера? — Глаза у Светы округляются, она приподнимается. — Ты что задумала? Ты?..

— Просто сиди здесь, — приказываю я.

Она плюхается обратно на стул, изумленно смотрит на меня. Шепчет:

— Ты... изменилась.

Она даже не представляет, насколько.

Развернувшись на каблуках, прохожу к кабинету философии и, распахнув ее, шагаю в легкий полумрак аудитории. Жалюзи на окнах опущены, свет горит только в лампе над столом заполняющего журнал Гаврилыча.

— Светлана, созрели, наконец, получить зачет? — не глядя, спрашивает он.

Закрываю дверь.

При звуке моего чеканного шага Гаврилыч отрывается от бумаг, удивленно вскидывает брови.

— Девушка, вы по какому поводу? Или вы... — Он сдвигает лист и пробегает взглядом по списку, — Валерия Белкина, весь семестр наглейшим образом пропускавшая мои лекции? Знаете, милочка...

Кладу перед ним зачетку Светы.

— Ставь зачет. Вписывай его в документы.

— Да что вы себе позволяете? — подскакивает Гаврилыч. — По какому праву вы мне приказываете?

В свете лампы отчетливо видно, как осыпается с его темных сальных волос перхоть. К вспыхнувшей внутри ярости добавляется отвращение. Я медленно обхожу длинный преподавательский стол.

— Девушка, с таким отношением вы свой зачет никогда не... — хорохорится Гаврилыч. Он всего на полголовы выше меня, глаз дергает нервный тик. — Да я охрану вызову, я...

Одной рукой сгребаю лацканы его пиджака и рубашку под горлом, вздергиваю вверх, поднимая Гаврилыча над полом сантиметров на десять. Ахнув, дернувшись, он застывает, во все глаза глядя на меня. И эти ошеломленные глаза наполняются слезами.

— Вы существуете! Вы прилетели!

От удивления даже не знаю, что сказать: он понял, что я дракон? Но как? Неужели чешуя на лице выступила? Вроде нет... Неужели только потому, что я подняла его одной рукой?

— Только не вселяйтесь в меня, — Гаврилыч сжимает мое запястье, но