Я растерянно моргнула. Вроде бы Гюнтер в этот момент поднимался по лестнице? Тогда проделать подобный трюк его любовнице было бы затруднительно. Или он уже успел добраться до спальни и сгрузить свою ношу на кровать? Об этом Вильгельм не упомянул.

– "Он набросился на нее, как изголодавшийся зверь. Трепещущее лоно распахнулось навстречу его пылающему орудию страсти и приняло в свои тугие объятия".

Я закашлялась. Этак и обжечь ведь несчастную можно, пылающим-то орудием. Магда, внимавшая дядюшке с раскрасневшимися щеками и горящими глазами, шикнула на меня.

– Тише, Тиа, – прошипела она едва слышно. – Ах, такая горячая сцена!

– Я больше не буду, – покаянно произнесла я.

Дядюшка, похоже, решил не обращать на меня внимания и вещал дальше:

– "Он с каждым разом все сильнее и сильнее врезался в глубины ее податливого тела, вырывая у нее сладострастные стоны".

После этой фразы я всерьез обеспокоилась судьбой героини. Мне описываемое действо показалось больше похожим не на занятие любовью, а на особо извращенную пытку. Дальнейшие слова Вильгельма только убедили меня, что с девицей далеко не все в порядке.

– "Она вся превратилась в одно пылающее желание. Раскаленный жезл, пронзающий ее плоть, исторгал хриплые крики из ее беломраморной груди с налившимися алой краской вершинками. Гюнтер страстно зарычал, и влюбленные забились в нескончаемых судорогах. Весь мир вокруг рассыпался на осколки, но ни одному из них не было до этого никакого дела. Они ослепли и оглохли от наслаждения".

Похоже, дядюшка описывал некую неведомую болезнь, к тому же заразную, раз уж она поразила сразу обоих любовников. Пока я размышляла над странными симптомами: слепота, глухота и судороги, Магда восторженно произнесла:

– Я так и знала, так и знала, что Он – это Гюнтер!

И захлопала в ладоши, довольная своей догадливостью. Вильгельм смутился.

– Ну вот, все-таки проговорился. Но вы ведь никому не расскажете? Это тайна. Коммерческая, как я уже упоминал.

Я никак не могла понять, к чему делать тайну, да еще и коммерческую, из того, что и во втором томе дядюшкиного шедевра неутомимый Гюнтер будет предаваться любовным утехам, но Магда восприняла просьбу нашего новоявленного гения со всей серьезностью.

– Я буду нема! У меня никто не сможет вырвать эти сведения даже под пытками! А нельзя ли узнать, с кем именно Гюнтер был в этой сцене? Я никому-никому не скажу.

И она умоляющим жестом сложила ладони перед грудью.

– Я даже не знаю, – кокетничал дядюшка. – Все-таки издательство, обязательства, знаете ли. Но ради почетной председательницы клуба я, так и быть, пойду на некоторые нарушения. Только никому-никому, договорились? Это будет наш секрет.

На мгновение мне показалось, что Магда сейчас завизжит от восторга, будто маленькая девочка. Но нет, она только устремила на дядю восторженный взгляд и прошептала:

– Это Эльза, да?

– А вот и не угадали, – невесть почему развеселился дядюшка. – Это Береника.

Кузина выглядела шокированной.

– Как Береника? Она ведь некрасивая! Худая, с плоской грудью и длинным носом.

– Правильно! – Вильгельм просиял. – Это и есть моя гениальная идея. Гюнтер полюбил Беренику не за внешнюю красоту, а за чистоту души и кроткий нрав. А еще за остроумие и дерзость.

В моем представлении дерзость и кроткий нрав плохо сочетались между собой, но Магду подобная характеристика героини не смутила.

– Ах, как это замечательно! – прошептала она. – Действительно, надо любить не за внешность, а за душу.

Если бы мне вдруг захотелось поспорить, то я многое могла бы сказать своим родственникам. И начать с того, что к концу десятого тома Гюнтер может поменять еще десяток-другой девиц. Но я чувствовала, что не в силах поддерживать разговор о великом искусстве. Потому я распрощалась, сославшись на неотложные дела, и оставила Магду и Вильгельма вдвоем. Похоже, сами они такому повороту событий только обрадовались.

Лишь очутившись на улице, я сообразила, что ни слова не сказала дядюшке о Лоретте. Все мои планы свести Вильгельма и королевскую родственницу унесло словесным потоком. Сцена из нового романа повергла меня в подобие транса и отняла способность здраво мыслить. Возвращаться я не собиралась, но и домой пока что не хотелось. У Марка были важные дела во дворце, и он предупредил, что появится только к ужину. Меня саму ожидали в кабинете груды отчетов, но браться за них настроения не было. Я решила пройтись и немного развеяться, чтобы выветрить из головы ту любовную ерунду, которой усердно потчевал нас с Магдой Вильгельм. Новый охранник следовал за мной, но я уже успела привыкнуть к его постоянному присутствию и не обращала на него внимания.

Спустя два часа голова болеть перестала, зато начали гудеть ноги. Я стала обладательницей нескольких довольно дорогостоящих, но не слишком нужных мне безделушек: зеркальца в серебряной оправе, инкрустированной бирюзой, забавной чернильницы в форме бутона лилии и браслета из перламутровых пластин с бриллиантовой крошкой. На глаза мне весьма удачно попалась вывеска очередной кофейни, и я решила побаловать себя еще одной чашечкой кофе. Охранник зашел за мной и занял место у входа. Я устроилась за столиком, расположенным в затемненном углу так, что мне хорошо было видно посетителей, а вот им меня было непросто разглядеть. Отхлебнула ароматный напиток и чуть не поперхнулась, потому как входная дверь приветливо распахнулась, пропуская внутрь милую парочку: Маргариту Крейн и Марка Грена.

Они устроились за столиком у окна, Марк – спиной ко мне, Маргарита – лицом. Она то и дело улыбалась, что-то говорила и пыталась дотронуться до руки собеседника. Марк отодвигался от нее все дальше, так, что вскоре его поведение стало выглядеть почти что неприличным. Дышать мне стало легче, и боль, сжавшая сердце, начала отступать. Похоже, Марк вовсе не жаждал общаться с Маргаритой. Но почему тогда он оказался с ней здесь, в этой кофейне?

Парочке принесли заказ – кофейник, сливочник, две чашки и тарелку с пирожными для Маргариты. Она аккуратно отламывала кусочки и отправляла их в рот, а потом внезапно протянула один Марку. Я испытала нестерпимое желание поступить с нахальной особой так, как это было принято в лагере: подойти и нахлобучить чашку с горьким напитком прямо на безупречную прическу Маргариты. На мой пристрастный взгляд, подобные изменения во внешности, несомненно, пошли бы ей на пользу. Но я сдержалась, и поступила, как подтвердили дальнейшие события, абсолютно правильно.

Марк твердо, но решительно отвел руку бывшей пассии. А колокольчик у входа вновь прозвенел, возвещая о прибытии очередных посетителей. Тех, чье появление определенно стало сюрпризом как для меня, так и для Марка. И только Маргарита явно наслаждалась происходящим.

Впереди небольшой компании вышагивала долговязая мужеподобная дама с неровно обрезанными ниже подбородка темно-русыми волосами. Ярко-красная губная помада и лихорадочный румянец на впалых щеках придавали ей сходство с персонажем из страшных сказок о пьющих кровь чудищах. Шея ее была прямо-таки увешана многочисленными нитками самых разнообразных бус: жемчужных, стеклянных, грубо сработанных из полудрагоценных камней. Все это богатство раскачивалось и побрякивало в такт ее шагам. За дамой низенький пухлый мужчина средних лет катил, тяжело отдуваясь, огромный ящик на колесах. И замыкал шествие худенький остроносый парнишка.