Вот так. Вот что нашли. А больше ничего. Через время признали вроде, что в море нырять пошёл и утоп.

– Почему ты так сделал? – спрашивает Риша, и голос у неё никакой боязни не выдаёт – вообще ничего не выдаёт, если уж честно. Ибрагим тоже так умел. Но он старый был.

«Потому что я дурачина», – думает Ййр, но вслух передаёт другими словами:

– Потому… не хотел, чтоб на правду вышло. Рона-то я прибрал всего… кроме челюсти.

– Ици-Молния вырвала, – вставляет словечко Савря. – Ки её внуч. Сказал, Ици не знала, живой или мёртвый ронфинчь. И вырвала.

Ййр взглядывает на Ришку – не вырвет ли её саму при таких известиях. Но по виду не скажешь. Как будто ей даже полегчало чутка.

– Так это Ици убила Финча? Его убила страфиль?

Шальные горхаты.

– Не, – говорит Ййр. – Я.

Орк кладёт руки на стол перед собой и рассматривает: суставы, костяшки, короткие ногти без каёмки, отверделая от работы кожа вокруг ладонных ямок, а с тыльной стороны – тёмные жилки.

– Хорошо, ладно, – произносит Риша и кивает самой себе. – Так значит, это был очень… трагический… несчастный случай? Ведь ты не хотел его убивать.

«Ещё какой несчастный», – думает Ййр. Но не ответить правды под этими двумя взглядами – слишком лютое бесчестье, чтобы потом продолжать дышать.

– Не хотел бы, так не убил бы, – говорит Ййр, обращаясь к своим рукам и к Рональдовой челюсти.

Ох, верно говорили старые орки: «Разокумолчишь – сотня врак потом за горло возьмут». Ййр раньше не понимал. Теперь понял.

Снова тихо. Только и слыхать, как Ришка осторожно дышит носом.

– Ронфинчь был враг, – говорит Савря. Ришка так и хватается за её слова.

– Йир! Финч… он сделал что-то плохое?

– Не сделал, – сглатывает сухим горлом. – И не был он мне врагом. Не был. Не знаю.

– Нужно подумать, – Риша встаёт, не шатнувшись. Рассовывает по карманам пару яблок. – Пойду навещу коз.

Глава 32

Замерла живая сила, будто тысячелетнее колдовство дотянулось до Ййра, превратило мясо – в сухую голую землю, и кровь – в чёрную густую грязь, а самые мысли – в колотые холодные камни. Катаются камни в голове – острые сколы, бестолковая тягота.

Вот так и заканчивается она – третья жизнь, Ибрагимов щедрый подарок.

Может, Ришка уже оттащила лодчонку из сараюхи на воду, спорит с заливом, поспешает к людям на большом берегу. Нынче море перенесёт её без всякой обиды, в этом Ййр уверен. И чиненая лодочка покорится девчуриной воле даже при невеликом мореходном умении, Ришке не будет вреда. Хоть что-то хорошее…

Может, дом поджечь.

Только сперва вынести подальше Ришины вещи и стопку пёстрых от буковок листов. А вот генератор с водогреем новые – они тоже Ришкины?..

Нет, дом-то не виноват ни в чём, глупая мысль, бедовая напрочь.

Савря тянет за край футболки двумя пальцами, легонько бодает головой в бок, заглядывает в лицо.

– Земля…

Не выстоять тысячелетней ворожбе против ясного опалового взора.

– Идём-ка, воды тебе наведём в корыте, – говорит Ййр, немного очнувшись. – А то всё гнездо требухой пропахнет, разве это дело. И расскажешь, как сдюжила барсука-то взять.

Нет, Савря теперь не пропадёт.

И к девичьей ватажке накануне осени явится уже исправной охотницей, а не маленькой подбиралой. Здесь жалеть не о чем.

Квадраты закатного света сквозь кухонные окна ползут уже к самому потолку. Основательно просушась возле тёплой плиты, доложив о барсуке и передав Ййру что у четверых парней денёчек был славный – особенно у рыжего Ки, который угостился жирным мясом – страфиль устраивается отдыхать.

– Риша долго ходит, – замечает Савря сонным голосом. – Восемь раз туда-обратно не пришла…

– Я пригляжу, спи, – отзывается Ййр.

Ей хочется ещё выспросить поподробнее об убитом Землёй враге, потому что из скупых Ййровых объяснений трудно было что-нибудь понять, но если бы Чистая Смерть хотела теперь говорить об этом случае, то и рассказала бы сразу. Поэтому лучше пока придержать свой расспрос. Савря и так уже догадалась, что дело было смутное; наверное, для верных слов требуется большое время, а наскоро тут ничего не получается. Хотя уж ей-то можно было и поведать, как всё было, на звучном и ясном страфильем наречии…

Ужин неготовлен впервые за долгое множество дней, но орк подкрепляется пустым чаем. К челюсти больше не прикасается. Упокоить её в море, перекалить в огне, зарыть под землю, да хоть в нужник выкинуть – какая теперь разница. Пусть прямо тут лежит, ухмыляется. Её костяная месть, её победа.

Ещё можно было бы за себя подраться, побегать, оставить остров и море, а толку-то? Какая бы ни была хлюзда, а вот на правду и вывела.

Густой подступивший сумрак всё же светел для орочьих бледных глаз. Ййр глядит на уснувшую Саврю. Потом моет за собой кружку, ставит кверху донышком на решетчатую полку – сушиться. Надевает, не застёгивая, рубашку – это её Савря продрала прямо на бугайчике Кнабере, ещё когда у ней когтишки-то были почти вдвое меньше теперешних. Орк натаскивает яркую шапочку. Присев на край царь-койки, поправляет обмотку. И выходит вон, придержав за собой пружинную дверь кухни.

* * *

Последние ночи чередой идут уже зябкие не по-летнему желтят каёмки на берёзовых листьях, и осинник по самым сухим местам совсем скоро полыхнёт нарядными рыжими мастями, задолго до настоящих заморозков.

Ййр спускается вдоль тропки к воротам, и отчего-то орка морочит собственный нюх – совсем не разобрать давности лёгкого Ришкина следа.

Но ворота закрыты изнутри, как полагается.

Могла ли маленькая старшачка махнуть верхом, прямо через проволоку? Ой вряд ли. Да и зачем, если с засовами она ладит?

Бездумно Ййр открывает калитку, не морщится от её скрипучей руготни.

Лодочка так и лежит в сараюхе, показывая чиненое дно. И лодочка, и оба весла. Давно уже их не тревожили. Ййр обходит сараюху полным кругом. Присаживается на корточки, протягивает морю ладонь – холодная волна отвечает спокойным касанием.

Так Риша ещё на острове?

Не поспешила к людям и за людьми?

Ушла бродить-думать, без свитера и без своей шалинки, зато с парой яблок в карманах?

Горхаты шальные, да что же это может означать?

* * *

Никогда ещё путь до выгона не казался таким долгим, но Ййр идёт тихо, не прибавляет шагу. И теперь острый нюх только подтверждает догадку. Шепчутся рослые деревья, наступает раздолье всем умным зверькам, которые знают, что страфили обычно не любят охотиться впотьмах, а глубже в лесу празднуют ночь совы – они тоже знают