и не полагается такое отчебучивать, а Элис спорит – для такого вывода мало данных, надо ещё пронаблюдать.

Наёмников приезжает мало. Ййр понимает это так, что крылатым теперь требуется куда меньше присмотра: хвори забирают страфилей редко, да и к двум-трём постоянно мелькающим по острову людям крылатые относятся не в пример спокойнее, чем к пяти-шести. Белохвостая при редких встречаххотя и стращает, но всерьёз нападать уже не пытается. Трижды бывало замечено, где они с рыжаком вьют древесный дом, однако спалившись на таком деле перед станционными, Ици бросает всякое строительство и перебирается в какое-нибудь другое место. При этом летун каждый раз запевает жалобно, уговаривает, и норовит остаться, а белохвостая чума сердится и всё метит его отлупить. Рыжак появился на свет здесь, на Диком. А эта, верно, уже теряла любимую семью и не спешит утихнуть, понимает Ййр.

* * *

Рональд Финч впервые приезжает сразу на долгую зимнюю вахту, и куртка у него на меху – первый сорт. Иногда Ййр даже задерживается в сенях возле вешалки, когда никто не видит, чтобы запустить пальцы в густую бледно-серую подкладку. Это приятно.

Сам Финч довольно молод, хотя уже и не сопляк, и глаза у него по-людски умные, а волосы уже маленько начали отступать ото лба двумя голыми клинышками, как иногда бывает у более матёрых мужчин. С Гуннаром Рон в общем хорошо ладит, а это большое дело для длинной и холодной поры. Ййр не лезет в их учёные дела, но Рона иной раз приятно бывает послушать: как разойдётся, так очень бойко говорит о страфилях, хотя всё больше по-книжному. На самого Ййра Финч нечасто обращает внимание: ведь кто-то должен таскать воду, пилить валежину на чурки, рубить дрова для печек, время от времени чистить сортир. Это Гуннар не прочь иногда с колуном размяться, а Рон к таким развлечениям как-то не питает слабости.

Ййр по обыкновению зимует на кухне. Рону только сперва это не слишком нравится, потому что кухня, по его словам – «общая территория».

– А давай тогда он к тебе в комнату переедет, – хмыкает Гуннар, и Рон почти сразу соглашается, что это тоже не вариант: человеку нужно личное пространство.

В первые годы люди как-то жили по трое-четверо в каждой каморе, помнит Ййр. Но бывало и скандалили.

Время от времени Финч в своих остроумных речах почему-то проезжается насчёт орков, особенно если по вечеру продует Ййру в карты. Однажды Рон спрашивает со значительным лицом:

– Я не понимаю, что ты вообще тут делаешь.

Ййр, полдня драивший полы и стиравший всякое ношеное нательное, поднимает бледные глаза от полуготового черетянного половика, который он присел поплести, и хочет уже ответить: «Да вот – сено кошу и на потолок складываю, не видишь, что ли?» Но Рональду невтерпёж развить свою мысль, и он продолжает:

– Насколько я знаю, на орков спрос в военной сфере.

Ййр прикасается к шрамам от Ициных когтей у себя надо лбом и говорит ровно:

– А я трусоватый.

Мог бы ещё добавить, что из людей, по слухам, отличные получаются пекари, и спросить, с какого перепуга Рон не месит сейчас тесто в ближайшей человеческой хлебопекарне, но толку-то подзуживать. Тем более Гуннару понравился короткий ответ, и он велит Рону отстать от орчары по-хорошему.

– Мало я встречал людей храбрее нашего чёрта, – говорит он.

Рон всё-таки ещё проезжается, что нельзя равнять тварский недостаток мозгов и настоящую человечью отвагу, а Гуннар спорит, посмеиваясь.

Ййр не встревает.

Ййр половик плетёт.

* * *

Во второй раз Рон является через полный год: на летнюю вахту, к Элис в напарники. Уже, конечно, без своей замечательной куртки, зато с роялем-щелкуном. Старшака Ибрагима не видно уже два года; станционные с прошлой вахты как-то говорили, что он всё же очень стар и к тому же чем-то болен, и добра теперь лучше не ждать, но Ийр про себя полагает, что старый парень ещё всем даст прочихаться и обязательно однажды вернётся на остров поглядеть на крылатых и на свои выжившие яблоньки.

В первые седьмички Рон держится так вежливо, что Ййр просто диву даётся – прямо как подменили человека. С Гуннаром Финчу явно было попроще. По приходу тепла Ййр обычно перебирается жить в дровяной сарай, но нынче Элис говорит, чтобы орк не дурил – народу в доме и так мало. Вообще-то Ййр любит смолистый дровяной дух, но спать на кухонном диване здорово и удобно, и он остаётся.

Под самый исход прошедшей зимы погиб Ицин рыжак, не дожил до буйного весеннего времени страфильих драк и песен. Ййр сам слышал над островом горький и протяжный плач белохвостой – так нутро и выстудило, почти до самого донышка. От чего это помер такой большой и сильный летун, Ййр в точности не знает, но мало ли бывает на то причин. Может, перемёрз да расхворался. А может, расшибся от дурацкого промаха при охоте. Ййр никому не говорит, что разыскал её дом в неблизкой низинке. Не говорит и о том, что он там услышал, и что сделал потом. Старшаку бы рассказал, а другим не решается. Опять как начнут спорить про «естественный отбор», того и гляди, все уши свянут.

Ици-то осталась с малюсеньким писклом, получившимся, верно, от осенних воздушных танцев. Таким труднее выжить, а с одним родителем – и тем более. Тут бы в самую пору плюнуть с досады да вот так руками развести: ну всё бывает. Но Ййр решает рискнуть. Невдалеке от Ициного дома появляется пара самодельных кроличьих ловушек, самых простецких: ямка с «крышей» да яблочная приманка на бечеве. Поздний Янтарь, конечно, подвял за месяцы хранения, но вряд ли кролики будут воротить нос.

Позже Ййр находит обе ловушки явно сработавшими на славу – и ограбленными. А маляшка из высокого дома пищит уже веселей. И тогда Ййр разгребает подтаявший снег и выбивает новую ямку…

Лишь однажды орк застаёт в своей ловушке живого кролика – и неподалёку видит белохвостую. Глаза у неё всё такие же яростные и холодные, только в тёмных окружьях, и сама тоща, неопрятна. Взглянув на Ййра, она не торопится напасть и не улетает прочь – только отворачивается, нахохлившись, и сдавленно клекочет. Жри, мол, подавись своим кроликом, злодей, нынче я не сильна, а то бы…

– Ици, – говорит орк. – Ици.

И отступает медленно за голые деревья.

* * *

Летний Рон нравится Ййру куда больше зимнего. Пошучивает про орков он явно реже. Взял даже обыкновение что-нибудь объяснять, а самого