— У тебя есть и другой вариант. Просто не уходи.

— Ну-ну.

— Штука в том, что без тебя нам туго придется.

— С чего бы? От меня пользы как от половины костыля. К слову, о костылях — я до сих пор прихрамываю. Это нормально?

— Будешь прихрамывать еще какое-то время. Но не прибедняйся. Ты один из главных участников наших собраний. Радиостанция тоже всех воодушевила.

— За это надо благодарить Джоуи.

— И его тоже. Он становится похож на человека. Ты относишься к нему с уважением, для него это в новинку.

— Видел татуировку у него на плече?

Мэтт кивнул.

— «Бесполезный». Думаешь, он вправду так считает? — спросил Киндл.

Мэтт об этом задумывался. Он не слишком хорошо знал Джоуи Коммонера. Джоуи вытатуировал это слово у себя на коже в восемнадцать лет: то, чего ждешь от типичного восемнадцатилетнего бунтаря. Может, никакого смысла в этом и не было.

Но если Мэтту предлагали высказать свое мнение…

— Да, думаю, это так.

Киндл покачал головой.

— Вот дерьмо, — сказал он наконец. — Я не подписывался быть ничьим мужем… и уж тем более чертовым отцом.

В восемь вечера Джоуи связался с общиной выживших из Торонто. Из-за плохой погоды сигнал был слабым и голоса казались призрачными. Но разговор на таком расстоянии всех приободрил. Они собрались у микрофона и хором исполнили заранее отрепетированный «Adeste fideles». В ответ канадцы сквозь помехи спели «Тихую ночь»[27]. Канадский радист сказал, что у них снега по колено, но муниципальные уборочные машины больше не выезжают. Они отмечали Рождество в отеле в центре города.

— Много комнат, дополнительный генератор в подвале. Уютно.

Канадский хор был гораздо больше бьюкененского; почти восемьдесят человек, чуть меньше, чем в бостонском сообществе, с которым Джоуи связался несколько дней назад. Это означало, что были и другие группы — просто не все из них освоили радиосвязь.

Пожелав счастливого Рождества, Торонто отключился. Джоуи попробовал связаться с Бостоном и третьим радистом-любителем из Дулута, но погода не шла ему навстречу.

— Не ловит, — сказал Джоуи.

— Может, просто позвоним? — предложил Киндл. — Парень из Бостона оставил свой номер.

Но междугородняя связь стала ненадежной, да и говорить по телефону было не так интересно, как по радио. Поздравления с Рождеством могли подождать до завтра.

— Телефония зиму не переживет, — предсказал Джакопетти. — Провода изнашиваются, релейные станции тоже. Вряд ли их станут чинить.

Джоуи решил поискать дальние сигналы. Киндл рассказал, что Джоуи дважды удавалось на короткое время установить связь с другими континентами — один раз он поймал сигнал из Коста-Рики[28], в другой же раз, удивительно ясной ночью, услышал русскую речь — а может, польскую или украинскую. Сигнал пропал прежде, чем он успел ответить.

К удивлению Мэтта, Бет Портер принесла из магазина на Оушен-авеню видеомагнитофон и две кассеты: «Светлое Рождество» и «Эта прекрасная жизнь».

— Я эти фильмы каждый год смотрю. Решила, что будет здорово посмотреть вместе.

Джоуи отвлекся от радио, чтобы подключить видеомагнитофон. Киндл подлил свежего пунша, а Мириам Флетт удивила всех, предложив приготовить попкорн.

В перерыве между Бингом Кросби и Джимми Стюартом[29] Мэтт подумал: «Господи, нас всего десять человек. Но мы справимся. Несмотря ни на что, у нас есть шансы. Мы можем сохранить город».

После полуночи дождь сменился мокрым снегом, дороги начали покрываться ледяной коркой. «Эта прекрасная жизнь» закончилась, и Пол Джакопетти вдруг зарыдал. Его грузное тело сотрясалось от всхлипов, как будто в эпилептическом припадке. Бет вытащила кассету.

— Господи, простите, надо было выбрать другой фильм.

— Не переживай, — успокоил ее Мэтт. — Все в порядке.

Но вечеринка на этом закончилась. Киндл предложил спальные мешки тем, кому захочется остаться. Тим Беланже пил исключительно диетическую пепси-колу и вызвался развезти по домам всех, кто не хотел оставаться. Он уехал с Бобом Ганишем и Полом Джакопетти, который так и не перестал плакать.

Джоуи никак не мог оторваться от радиостанции. Бет дважды сказала ему, что устала и хочет домой; вдобавок на дорогах становилось опасно от гололедицы.

— Подожди, — отмахивался Джоуи, остервенело, почти маниакально крутя ручку настройки.

Киндл предложил Бет одну из свободных комнат, если она не против поспать на полу, но Бет покачала головой.

— Я хочу домой, — ответила она, поджав губы.

— Давай подброшу, — сказал Мэтт. — Если Джоуи не против.

Джоуи даже не повернулся; просто пожал плечами.

— Слышу тебя, Джозеф, — сквозь помехи раздалось из динамика. — Сигнал слабый…

— Полковник Тайлер, — объяснил Киндл. — Серьезно, этот сукин сын никогда не спит.

— Тайлер. — Мэтт задумался. — Тот парень с юга?

— Он нигде надолго не задерживается. Одиночка. — Киндл проводил Мэтта к выходу и остановился так, чтобы Джоуи не слышал. — Тебе бы поболтать с ним, когда сигнал будет получше. Джоуи от него буквально фанатеет.

— А ты нет?

— Ну… дареному коню в зубы не смотрят, конечно. Но у этого Тайлера свои идеи. Как он считает, нам нужно что-то вроде комитета по обороне. Говорит, что сталкивался в пути с настоящим беспределом. По его словам, от предложения инопланетян отказалось много интересных личностей. Он слышал, что в Колорадо идет большая стройка… что инопланетяне строят новый космический корабль. Мэтт, это возможно?

— Ничего нельзя исключать. Прошедший август научил меня не делать скоропалительных выводов. Ты ему не веришь?

— Нет, почему же, верю. — Киндл потер подбородок. — Вполне верю. Но почему-то не доверяю.

— Он никак не может нам навредить.

— Пока не может, — заметил Киндл.

Бет забралась на пассажирское сиденье. Мэтт попросил ее пристегнуться. Дороги были скользкими ото льда, и его небольшая заграничная машинка легко могла улететь в кювет.

Бет пристегнулась и уставилась в окно на темные дома пригорода.

У гавани Мэтт включил левый поворотник и собрался проехать через город, но Бет тронула его за руку: