Адъюнкт, это слишком грубо. Прочтение Скрипача – лишь намек. Но Лостар испытывала благоговение. Перед тем, что сделала Тавор. Нечто вспыхнуло в комнате, коснувшись, словно огнем, каждого – даже Блистига. Даже дитя кошмара Синн. Сунься сейчас в эту комнату какой-нибудь бог, встречать его ринулись бы наперегонки шесть кулаков.

– А для чего нужны эти врата? – спросила Лостара. – Адъюнкт! Вы знаете предназначение этих врат?

– Нести правосудие, – предположил Быстрый Бен. – Так полагают.

– Правосудие против кого?

Высший маг пожал плечами.

– Против нас? Богов? Королей и королев, жрецов, императоров и тиранов?

– Против Увечного бога?

Быстрый Бен улыбнулся, но хмуро.

– Они сидят прямо на нем.

– Тогда боги могут отойти в сторонку и дать форкрул ассейлам выполнить их работу.

– Вряд ли; нельзя ведь высосать силу из мертвого бога?

– Значит, мы все-таки станем оружием в руках богов или, если не станем, то окажемся между двумя кровожадными врагами. – Еще начав говорить, Лостара пожалела об этом. Ведь, как было сказано, все указывает… указывает на самое худшее, что можно представить. Ох, Тавор, теперь я понимаю ваш гнев, когда речь заходит о том, как история будет судить нас. И ваши слова: что всему, что мы делаем, не будет свидетелей – ясно, что это не обещание. Скорее молитва.

– Пора, – объявила адъюнкт, забирая перчатки, – говорить с королем. Ты можешь бежать, Синн. Остальные – со мной.

* * *

Брису Беддикту хотелось хоть чуть-чуть побыть одному; он остановился, когда королева вошла в тронный зал, и отошел на несколько шагов от двух стражников в шлемах у дверей. Из головы не выходил Странник – одноглазый заклятый враг, сжимающий тысячу кинжалов. Брис все еще чувствовал холодную улыбку бога, ледяную и замораживающую, как дыхание зимы на загривке. Внутри и снаружи, впереди и позади – неважно. Странник проходил в любую дверь, стоял по обе стороны любой преграды. Его жажда крови не ослабевала, и Брис чувствовал себя мухой, застывшей в куске янтаря.

Если бы не железный кулак тартенала, Брис Беддикт был бы мертв.

Его до сих пор трясло.

С самого возвращения в мир смертных он ощущал себя странно невесомым, словно здесь ничто его не удерживало, не прикрепляло прочно к земле. Дворец, бывший когда-то самым сердцем его жизни, составлявший единственное возможное будущее, теперь казался временной передышкой. Именно поэтому он просил брата поставить его во главе летерийской армии: даже в отсутствие врага он был вправе покидать столицу и объезжать границы королевства.

Что он искал? Он сам не знал. Найдет он – сможет ли найти – что-то в пределах за городскими стенами? Ждет ли там его что-то? Такие мысли тяжелыми ударами сотрясали душу – ведь они отбрасывали его обратно – в тень брата, Халла.

Возможно, он вселился в меня. Его мечты, его желания скользят, как вуали перед моими глазами. Возможно, он проклял меня своей жаждой – слишком огромной, чтобы утолить ее за одну жизнь – и теперь пользуется моей.

Нет, это оскорбительно. Халл Беддикт мертв. Единственное, что вселилось в Бриса, – это воспоминания о брате, и они принадлежат только ему самому, так ведь?

Дай мне возглавить армию. Дай нам отправиться в неведомые земли… отпусти меня, брат, чтобы я попробовал еще раз, чтобы донес иноземцам новое значение имени «летерийцы» – не отравленное вероломством, не то, которое стало ругательством для всех народов, что мы встречали.

Дай мне исцелить раны Халла.

Брис задумался, поймет ли Тегол что-нибудь из этого, и фыркнул – два стража встрепенулись, взглянули на Бриса и снова отвели глаза. Ну разумеется, Тегол поймет. Поймет все, причем на уровнях, превосходящих слабое, поверхностное понимание Бриса. И еще скажет что-нибудь хлесткое, будто прокусит до кости… а может, и нет – Тегол никогда не был так жесток, как опасался Брис. И что за странная энергия? Просто он слишком умен для меня… и если бы у меня были такие мозги, что ж, я бы использовал их с той же смертельной энергией, как использую меч.

Халл был мечтатель, и его мечты питались прежде всего его совестью. И куда это его привело? И как разрушило его?

Тегол усмирял все свои мечты. Хорошо иметь Старшего бога в своих союзниках и жену, которая по уму, пожалуй, не уступает самому Теголу. Хорошо, полагаю, и то, что он наполовину сумасшедший.

А что же сам Брис? Последний из трех братьев? Взял меч и превратил его в стяг, в икону правосудия. Мастер оружия стоял между двумя мирами: сложным – в пределах досягаемости его клинка и упрощенным – вне этих пределов. Я – противоположность Халла, во всем.

Так почему я стремлюсь идти по его стопам?

Он был заключен в камне на неосвещенном дне океана. Его душа была вплетена нитью в моток забытых и отвергнутых богов. Разве это могло не изменить его? Возможно, его новая жажда – это их жажда. Возможно, Халл Беддикт здесь вовсе ни при чем.

А возможно, это подталкивание Странника.

Вздохнув, Брис повернулся лицом к дверям, поправил оружейный пояс и вошел в зал.

Его брат Тегол, король Летера, зашелся в безудержном кашле. Стоящая рядом Джанат хлопала его по спине. Бугг, налив воды в кубок, держал его наготове.

Ублала Панг прятался за троном. Он обернулся при появлении Бриса; на лице было написано полное отчаяние.

– Преда! Слава духам, вы здесь! Вы должны арестовать меня и казнить!

– Ублала, зачем мне это делать?

– Глядите: я убил короля!

Однако Тегол в конце концов пришел в себя – достаточно, чтобы принять кубок из рук Бугга. Он сделал глоток, глубоко вздохнул и уселся на трон. Хриплым голосом он сказал:

– Все нормально, Ублала, ты меня не убил… пока. Хотя уже почти.

Тартенал заныл, и Брис понял, что гигант готов бежать прочь без оглядки.

– Король преувеличивает, – сказала Джанат. – Вольно, Ублала Панг. Добро пожаловать, Брис, я недоумевала, куда вы пропали: я точно помнила, что вы только что шли следом за мной.

– Что я пропустил?

Бугг ответил:

– Ублала Панг только что сообщил нам кое о чем, что он – помимо многого прочего – забыл. О чем-то, так сказать, весьма необычном. Имеющем отношение к воину-тоблакаю – Карсе Орлонгу.

– Убийца Рулада Сэнгара вернулся?

– Нет, до этого, к счастью, не дошло, Брис. – И Бугг замолчал.

– Выясняется, – пояснила Джанат, пока Тегол быстро делал глоток за глотком, – что Карса Орлонг дал Ублале Пангу поручение, о котором он благополучно позабыл до сегодняшнего дня, поглощенный унижениями, обрушившимися на него со стороны сослуживцев-стражников.

– Простите – каких унижений?