– Гвен, мне нужна твоя поддержка.

– Ричард, ты создаешь проблему на пустом месте!

– Мне так не кажется, дорогая. Напротив, это важнейший вопрос, и мне нужна твоя помощь. Поддержи меня. Иначе…

– Иначе что, дорогой?

– Ты знаешь, что я имею в виду. Решай. Поддержишь меня?

– Ричард, это просто смешно! Почему я должна тебе угождать?

– Гвен, я прошу тебя о поддержке. – Я сделал долгую паузу и вздохнул. – Или шагай отсюда и не оглядывайся.

Голова ее дернулась, словно от пощечины, затем она взяла свой чемодан и зашагала прочь.

У Билла отвалилась челюсть, и он поспешил вслед за Гвен, по-прежнему держа в руках Древо-сан.

Я смотрел им вслед, пока они не скрылись из виду, затем медленно двинулся вперед. Идти было легче, чем стоять на месте, а сесть поблизости было негде. Культя болела, на меня навалилась вся усталость, накопившаяся за последние дни. Почти ничего не соображая, я продолжал шагать в сторону отеля «Раффлз», словно запрограммированный.

«Раффлз» оказался еще более ветхим, чем я помнил. Однако ребе Эзра, видимо, знал, что говорил, – либо это, либо ничего. В любом случае, мне хотелось скрыться подальше от посторонних глаз, и я согласился бы на куда более убогое пристанище – лишь бы спрятаться за запертой дверью.

Я сказал мужчине за стойкой, что меня прислал ребе Эзра, и спросил, что насчет комнат. Думаю, он предложил мне самый дорогой из свободных номеров – за восемнадцать крон.

Я ритуально поторговался с ним – но без души. Скинув цену до четырнадцати, я заплатил и взял ключ. Клерк повернул большую книгу.

– Распишитесь здесь. И предъявите вашу квитанцию на воздух.

– Гм? И с каких пор началась эта хрень?

– С приходом новой администрации, приятель. Мне это нравится не больше, чем вам, но приходится подчиняться, иначе мою лавочку прикроют.

Я задумался. Кто я – Ричард Эймс? Зачем делать так, чтобы копы пускали слюнки при мысли о награде? Колин Кэмпбелл? Человек с длинной памятью может вспомнить это имя, а заодно и Уокера Эванса. Я написал: «Ричард Кэмпбелл, Новолен».

– Спасибо, gospodin. Номер «Л» – налево в конце коридора. Ресторана у нас нет, но еду доставляют на лифте в номера. Если хотите поужинать, учтите, что кухня закрывается в двадцать один час. Тогда же заканчивает работать доставка, кроме напитков и льда. Но метрах в пятидесяти к северу от нас есть круглосуточный «Ленивый Джо». Готовить в номерах запрещено.

– Спасибо.

– Компания не нужна? Традицоналки, ручной привод или универсалы? На любой вкус, любого возраста и пола, только для избранных клиентов.

– Еще раз спасибо, но я очень устал.

Номер вполне устраивал меня, несмотря на потрепанный вид. В нем имелись односпальная кровать, откидная кушетка и кабинка освежителя – небольшая, но со всеми удобствами и без ограничений на воду. Я пообещал себе горячую ванну… потом, потом! Полка-кронштейн на стене, похоже, предназначалась для терминала связи, но теперь она пустовала. Возле нее в каменную стену была вделана латунная табличка:

Меня это не очень-то впечатлило. Да, эти четверо были героями революции, но в тот год, когда я похоронил Колина Кэмпбелла и сотворил Ричарда Эймса, я останавливался в десятке отелей в Луна-Сити. В большинстве из них имелась такая же табличка. Примерно то же самое, что «Здесь ночевал Вашингтон» у меня на родине – приманка для туристов, которая лишь по счастливой случайности могла сойти за правду.

Впрочем, мне было все равно. Я снял свою ногу, улегся на кушетку и попытался прогнать из головы все мысли.

Гвен! Проклятье, проклятье, проклятье!

Неужели я оказался всего лишь упрямым глупцом? Возможно. Но, черт побери, всему есть предел. Я во многом потворствовал Гвен, позволяя ей принимать решения за нас обоих, и не возмущался даже тогда, когда она не советовалась со мной. Но не надо было поощрять нахлебника, бросившего мне вызов. Ведь правда же? С этим я примириться не мог. Мужчина не в состоянии так жить.

Но и без нее я жить не могу!

Неправда, неправда! До этой недели – чуть больше трех дней назад – ты прекрасно жил без нее… и сейчас сможешь.

Без протеза я тоже могу обойтись. Но мне не нравится быть одноногим, и я никогда не смирюсь с потерей. Конечно, ты можешь обойтись без Гвен, ты не умрешь – но признайся, дурак: за прошедшие тридцать лет ты был счастлив лишь в течение нескольких часов, после того как Гвен перебралась к тебе и вышла за тебя замуж. Часы, полные опасности, проявлений вопиющей несправедливости, борьбы и лишений, но не важно – ты купался в лучах счастья лишь оттого, что она была рядом с тобой.

А теперь ты отправил ее прочь.

Надень свой дурацкий колпак и закрепи заклепками – ты никогда больше не снимешь его.

Но я же был прав!

И что? Какое отношение имеет какая-то правота к браку?

Вероятно, я все же заснул (поскольку смертельно устал), и мне снились кошмары – к примеру, то, как Гвен насилуют и убивают на Дне. Но изнасилования в Луна-Сити настолько же редки, насколько обычны в Сан-Франциско. Последнее случилось восемьдесят с лишним лет назад, и совершивший его землеройка не дотянул даже до ликвидации: местные мужчины услышали крики и растерзали его на куски.

Как выяснилось позже, женщина кричала потому, что он ей не заплатил. Разницы, впрочем, никакой – для лунаря проститутка так же священна, как Дева Мария. Я не урожденный лунарь, но в глубине души согласен с ними. Единственное достойное наказание за изнасилование – немедленная смерть без права на обжалование.

На шарике когда-то можно было защищаться в суде, ссылаясь на «ограниченную дееспособность» и «невиновность по причине невменяемости». Эти понятия поставили бы в тупик любого лунаря. В Луна-Сити «ограниченно дееспособным» сочтут любого мужчину, у которого возникает одна только мысль об изнасиловании, а само оно станет окончательным подтверждением невменяемости. Но такие психические расстройства вряд ли вызовут у лунарей сочувствие к насильнику. Лунари не подвергают психоанализу тех, кто совершил изнасилование, а просто убивают их. На месте, быстро и жестоко.

Жителям Сан-Франциско стоило бы поучиться у лунарей, как и обитателям всех городов, где женщинам опасно ходить одним. В Луне нашим дамам нечего опасаться мужчин, будь те родственниками, друзьями или незнакомыми; здесь мужчина никогда не причинит вреда женщине – иначе его ждет смерть!