– Нет, но…

– И снова замолчи. Не расспрашивал. Кое-что ты сообщила сама, но все равно я пару раз затыкал тебе рот, когда у тебя начинался приступ губительного автобиографизма. Гвен, я женился на тебе не из-за твоих денег, не из-за твоего происхождения, не из-за твоих мозгов, даже не из-за твоих талантов в постели.

– Даже не из-за последнего? Ты почти ничего мне не оставил.

– Ну нет, я очень даже ценю твои умения в позиции лежа и твой энтузиазм. Но опытные плясуньи на матрасе – не такая уж редкость. Взять, к примеру, Ся. Полагаю, опыта у нее не меньше, чем желания.

– Опыта у нее, вероятно, вдвое больше моего – чего нельзя сказать о желании.

– Ты прекрасно справляешься, когда отдохнешь. Но не отвлекай меня. Хочешь знать, почему ты такая особенная?

– Да! Ну… наверное. Если тут нет никакого подвоха.

– Нет. Возлюбленная моя, твое уникальное и особенное свойство заключается в следующем: когда я рядом с тобой, я счастлив.

– Ричард!

– Хватит рыдать. Терпеть не могу женщин, которым приходится слизывать слезы с верхней губы.

– Грубиян. Я буду плакать, когда захочу, черт побери… и сейчас мне это нужно. Ричард, я люблю тебя.

– Я тоже тебя люблю, обезьянка моя. Я только хотел сказать, что если твои три короба вранья готовы развалиться, не стоит мастерить новые и заверять, что наконец-то ты говоришь правду, всю правду, ничего, кроме правды. Забудь. Может, старые короба давно обветшали, но мне все равно. Я не собираюсь искать логические дыры или несообразности: мне и вправду все равно. Я просто хочу жить с тобой, держать тебя за руку и слышать, как ты храпишь.

– Я не храплю! Или… все-таки храплю?

– Не знаю. Мы не так уж много спали за последние восемьдесят часов, чтобы это стало проблемой. Спроси лет через пятьдесят. – Протянув руку, я пощекотал сосок Гвен, глядя, как он увеличивается в размерах. – Я хочу держать тебя за руку, слышать твой храп, и иногда, пару раз в месяц…

– Пару раз в месяц?

– Что, слишком часто?

– Видимо, придется удовлетвориться тем, что есть, – вздохнула она. – Или ходить на сторону.

– На сторону? То есть как это? Я имел в виду, что пару раз в месяц мы будем ходить в ресторан, в театр, в ночной клуб. Я буду покупать тебе цветок, чтобы воткнуть его тебе в волосы. Если настаиваешь, можно и чаще… но слишком бурная ночная жизнь мешает писать. Я намерен содержать тебя, любимая, несмотря на все мешки с золотом, которыми ты запаслась. – Я посмотрел на нее. – Есть проблемы, дорогая? Сбой программы? Что не так?

– Ричард Колин, ты раздражаешь меня больше всех мужчин, которые были на мне женаты. И даже больше всех, с которыми я просто спала.

– И ты позволяла им спать?

– Ох… мать твою! Не надо было спасать тебя от Гретхен. «Пару раз в месяц»! Сам меня раздразнил, а потом захлопнул ловушку.

– Мадам, я понятия не имею, о чем вы.

– Все ты прекрасно понимаешь! Ты считаешь меня маленькой потной нимфоманкой.

– Не такая уж ты и маленькая.

– Давай продолжай в том же духе. Смотри, добьешься того, что у нас в Семействе появится еще один муж. Чой-Му с радостью на мне женится, я точно знаю.

– Чой-Му – парень честный, это верно. И я уверен, что он женился бы на тебе – мозгов у него хватает. Если ты так решишь, постараюсь, чтобы он чувствовал себя как дома. Правда, я не знал, что ты так хорошо с ним знакома. Ты серьезно?

– Нет, черт побери. У меня никогда не было опыта многомужества – с одним-то мужем порой непросто. Конечно, капитан Марси – отличный парень, но он для меня слишком молод. Мне кажется, я подарила бы ему одну ночь, если бы он вежливо попросил, но лишь для забавы, ничего серьезного.

– Мне тоже кажется, что ты подарила бы ему одну ночь. Только дай знать заранее, и я сделаю вид, будто ничего не заметил. Или буду служить лакеем, даже выдавать полотенца. Выбор за дамой.

– Ричард, слишком уж легко ты соглашаешься.

– Хочешь, чтобы я ревновал? Но мы на Луне, а я лунарь. Не от рождения, но все же лунарь, а не землеройка, который бьется головой о каменную стену. – Я поцеловал ей руку. – Возлюбленная моя, ты в самом деле маленькая и изящная, но у тебя большое сердце. Ты так изобильна, что тебя, подобно хлебам и рыбам, хватит для стольких мужей и любовников, сколько ты выберешь. Я счастлив быть первым – если это так – среди равных.

– Что это передо мной? Клинок?

– Нет, сосулька.

– В самом деле? Так схватим же ее, пока она не растаяла.

У нас получилось, но едва-едва – я слишком устал.

– Гвен, – спросил я, когда все закончилось, – почему ты хмуришься? Я не оправдал твоих надежд?

– Нет, любимый. Но я все еще думаю о своем вранье… только на этот раз, прошу тебя, не уходи от разговора. Я знаю, что надпись на той латунной табличке – правда. Потому что я знала троих из этой четверки, причем очень хорошо: двое из них меня удочерили. Любимый, я – одна из Отцов-основателей Свободной Луны.

Я промолчал: бывает, что сказать просто нечего. Вскоре Гвен начала ерзать и почти рассерженно бросила:

– Не смотри на меня так! Я знаю, о чем ты думаешь, – с две тысячи семьдесят шестого прошло много времени. Так и есть. Но если ты оденешься, я отведу тебя в Старый Купол, покажу свою подпись и отпечаток пальца на Декларации независимости. Возможно, ты не поверишь, что это моя подпись… но отпечаток не подделать. Давай сходим и посмотрим?

– Нет.

– Почему? Хочешь знать, сколько мне лет? Я родилась на Рождество в две тысячи шестьдесят третьем, так что в момент подписания Декларации мне было двенадцать с половиной. Отсюда легко вычислить мой возраст.

– Милая, когда я решил стать урожденным лунарем или тем, кто неотличим от него, я стал изучать историю Луны, чтобы выглядеть своим. Никакой Гвендолин среди подписавших Декларацию нет. Погоди… я вовсе не говорю, что ты лжешь, я просто хочу сказать, что тебя, видимо, звали иначе.

– Да, конечно. Хейзел. Хейзел Мид Дэвис.

– Хейзел. Впоследствии вышла замуж за одного из банды Стоунов и командовала детскими вспомогательными отрядами. Гм… Хейзел была рыжей.

– Да. Теперь я наконец-то перестану принимать кое-какие мерзкие таблетки, и мои волосы вновь вернут свой естественный цвет. Или ты предпочитаешь нынешний?

– Цвет волос не имеет значения. Но… Хейзел, почему ты вышла за меня?

– По любви, дорогой, – вздохнула она, – и это правда. Чтобы помочь тебе, когда ты попал в беду… и это тоже правда. И еще потому, что это было неизбежно, и это тоже правда. Потому что в исторических хрониках, созданных в другом месте и в другую эпоху, говорится, что Хейзел Стоун вернулась на Луну и вышла замуж за Ричарда Эймса, он же Колин Кэмпбелл… и вместе они спасли Адама Селена, председателя революционного комитета.