– Я не это имел в виду. Помнишь крыс?

– Ох…

– Отставить уныние. Мы взяли Билла с собой из опасения, что иначе его убьют и, возможно, заживо скормят крысам. Гвен, мы оба знаем, как рискованно подбирать бродячих котят, и знаем, что такое «китайское обязательство»[53]. Но мы все равно поступили так. – Я взял ее за подбородок и поцеловал. – И впредь будем поступать так же. Зная, чего это стоит.

– О, как я тебя люблю!

– Я тоже хочу твоей любви… потной и вульгарной.

– Гм… прямо сейчас?

– Мне нужно помыться.

– Это можно сделать и потом.

Я только-только забрал остальной багаж Гвен, забытый за дверью, – хорошо, что к нему никто не притронулся, – и мы уже собрались помыться, когда Гвен наклонилась к деревцу, подняла его и поставила на полку возле кухонного лифта, чтобы до него легче было добраться.

– У меня для тебя подарок, Ричард.

– Отлично! Девушки? Или выпивка?

– Ни то, ни другое. Хотя, как я понимаю, и то и другое здесь вполне доступно. Администратор хотел сделать мне скидку, когда я попросила номер для Билла.

– Билл тоже здесь?

– На одну ночь. В самом дешевом одноместном номере. Ричард, я не знаю, что делать с Биллом. Я бы посоветовала ему найти себе койку в ночлежке на Дне, если бы ребе Эзра не сказал о крысах. Черт побери, раньше тут не было никаких крыс. Луна-Сити превращается в трущобы.

– Боюсь, ты права.

– Я его еще и накормила – тут неподалеку есть «Ленивый Джо». Возможно, ты заметил, что он ест за четверых?

– Заметил.

– Ричард, я не могла бросить Билла… Надо было накормить его и найти ему безопасное место для ночлега. Но завтра – совсем другое дело. Я сказала ему, что придется приспосабливаться к местным условиям. Еще до завтрака.

– Гм… Билл запросто соврет за порцию яичницы. Это жалкий тип, Гвен. Такой жалкий, что дальше некуда.

– Вряд ли он умеет убедительно врать. По крайней мере, я дала ему пищу для размышлений. Он знает, что я на него злюсь, что я презираю его идеи и что дармовой закуске скоро придет конец. Надеюсь, он проведет бессонную ночь. Держи, дорогой. – Она порылась в земле под деревцем. – Это тебе, Ричард. Лучше сперва помыть.

Она протянула мне шесть патронов – «шкода» калибра шесть с половиной или их точные копии. Я взял один и внимательно рассмотрел.

– Чудо-женщина, ты не перестаешь меня удивлять. Где? Когда? Как?

Услышав похвалу, она просияла от счастья, словно двенадцатилетняя девочка.

– Сегодня утром в Конге. Само собой, на черном рынке – нужно просто зайти в «Сирс» и знать, под какой прилавок заглянуть. Я спрятала свой «мияко» под Древом-сан, прежде чем отправиться за покупками, а когда мы уходили от Ся, положила туда же патроны. Дорогой, я не знала, как нас будут обыскивать, если мы угодим в переплет в Конге. Собственно, это и случилось, но нас спасла тетушка.

– А готовить ты умеешь?

– Справляюсь.

– Ты умеешь стрелять, умеешь водить луноход, умеешь пилотировать космический корабль, умеешь готовить. Ладно, я принимаю тебя на работу. А есть еще какие-нибудь умения?

– Ну… немного разбираюсь в инженерном деле. Когда-то была неплохим адвокатом. Но в последнее время мне не хватало практики. И еще я умею плевать сквозь зубы, – добавила она.

– Супердевушка! Да ты вообще человек? Или была им когда-нибудь? Подумай как следует над ответом – он будет зафиксирован в протоколе.

– Отказываюсь отвечать по совету адвоката. Давай закажем ужин, пока не закрыли кухню.

– Кажется, ты хотела помыться?

– И теперь хочу. У меня все зудит. Но если не сделать заказ сейчас, придется одеться и тащиться в «Ленивый Джо»… я не против «Джо», но против одевания. Я наконец-то могу как следует расслабиться наедине с мужем, впервые за… целую вечность. С тех пор, как мы были в твоих апартаментах в «Золотом правиле», до этого дурацкого выселения.

– Три дня.

– Всего-то? Правда?

– Восемьдесят часов. Согласен, они были весьма насыщенными.

Оказалось, что в «Раффлзе» готовят не так уж плохо, если придерживаются рекомендаций шеф-повара. В тот вечер имелись фрикадельки со шведскими блинчиками и медово-пивным соусом – довольно странное, но удачное сочетание – свежий салат с маслом и винным уксусом, сыр, свежая клубника и черный чай.

Мы наслаждались ужином, хотя с тем же успехом закусили бы старым хорошо поджаренным ботинком – так давно мы не ели. Если бы это был зажаренный скунс, я бы даже не заметил – общество Гвен вполне заменяло соус.

Около получаса мы с удовольствием поглощали еду, не слишком заботясь о застольных манерах. Внезапно моя девочка заметила вделанную в камень латунную табличку – до этого она была слишком занята, что вполне объяснимо.

Встав, она поглядела на табличку и приглушенно сказала:

– Чтоб мне стать голливудской шлюхой! Это же то самое место! Ричард, это самая колыбель революции! А я-то сидела тут, рыгая и почесываясь, словно в самом обычном гостиничном номере!

– Сядь и доешь, любимая, – посоветовал я. – Такие таблички есть в трех из четырех местных гостиничных номеров в Луна-Сити.

– Вовсе не такие, Ричард. Какой это номер?

– У него нет цифрового обозначения – только буквенное. Номер «Л».

– Ну да, номер «Л»! То самое место! Ричард, на шарике возле такой святыни горел бы вечный огонь и, наверное, стоял бы почетный караул. А здесь кто-то установил латунную табличку, и все о ней забыли. Даже в День Свободной Луны. Но это же лунари, самая странная порода людей в известной нам части Вселенной. Ну и ну!

– Дорогая моя, – ответил я, – если хочешь считать, что в этой комнате действительно произошло то, о чем говорится в табличке, – прекрасно! А пока что садись и доедай. Или мне съесть твою клубнику?

Гвен не ответила, но действительно села и замолчала, вертя в руках то кусочек фрукта, то ломтик сыра.

– Милая, тебя что-то беспокоит? – наконец спросил я.

– Это не смертельно.

– Рад слышать. Что ж, когда захочешь поговорить – мои уши к твоим услугам. А пока буду обмахивать тебя ими. Можешь не спешить.

– Ричард… – сдавленно проговорила она. К своему удивлению, я увидел медленно стекающие вдоль ее носа слезы.

– Да, дорогая?

– Я наплела тебе с три короба. Я…

– Замолчи сейчас же. Любовь моя, моя маленькая похотливая возлюбленная, я всегда считал, что женщины могут врать столько, сколько захотят, и их нельзя за это упрекать. Возможно, ложь для них – единственная защита от недружественного мира. Я ведь не расспрашивал тебя о твоем прошлом?