– Да, холодна, как Заполярье. Ну что, попробуем разобраться во всем этом дерьме с самого начала? Где это началось? Когда Йессика Юнссон настолько тронулась рассудком? В ее прошлом нет никаких указаний на это.

– Все же есть, – сказала Блум и показала на стену. – Одно из указаний – Эдди Карлссон. Йессика была девушкой, выбиравшей склонных к насилию мужчин; само по себе это не уникально, и даже слишком обычно. Возможно, это признак того, что ей уже в молодости нравилась опасность, и поэтому она отказывается от надежности и нормальности. Она забеременела от совершенно кошмарного типа, который неоднократно ее избивал и в конце концов покалечил так, что она потеряла ребенка, своего нерожденного сына, а вместе с ним матку и идентичность. Вполне возможно, что в этот момент в ней зародилась сильная ненависть.

– Но в таком случае она должна быть направлена на Эдди Карлссона. Возможно, на мужчин в целом. Но она убивает женщин.

– Женщин с сыновьями. Тех, кем она никогда не сможет стать. Она не воспроизводит, часом, с помощью Рейне избиения, которым ее подвергал Эдди Карлссон?

– Но она-то не умерла. Женщины, на которых она натравливает Рейне, погибают, а сыновья, между тем, не обязательно. В таком случае речь должна идти о какой-то имитации самоубийства. Типа, она тоже должна была бы умереть.

– Тогда это было бы связано с депрессией, с отрицанием жизни, а мы с тобой видим нечто иное, – возразила Блум. – В этом есть сексуальная составляющая, элемент мании. Не отрицание, а какое-то кошмарное принятие жизни, выражающееся в экстазе, в ритуале. И в него входит нападение Рейне на нее. Он тащит ее за собой, как тогда по лестнице в Порьюсе.

– А потом они убивают женщин? Ну, не знаю…

– Ты зашорен, Сэм, и всегда был. Ты идеализируешь женщин. Мы тоже способны совершать чудовищные преступления. И чем свободнее мы становимся, тем мы опаснее.

Бергер медленно покивал. Наверное, так и есть. И вдруг зазвонил телефон. Бергер включил громкую связь и ответил:

– Алло!

– Это я, – сказала Ди. – Она там действительно была.

– Кто был?

– Видеозапись нашего допроса Рейне Даниэльссона. Тридцатого октября две тысячи седьмого года во второй половине дня. Я сняла экран телевизора на мобильный, качество так себе, но сойдет. Я потом пошлю вам всю запись, а пока только самое главное. Конец допроса. Получили?

Бергер проверил почту. Там действительно обнаружился файл.

– Да, – ответил Бергер.

– Посмотрите его. Я подожду.

Блум подошла и села рядом с Бергером. Он кликнул на имя файла. Включилась видеозапись, Бергер нажал на паузу, чтобы вспомнить место и обстоятельства.

Память не слишком его подвела. За столом в продолговатой комнате отеля в Орсе сидело четыре человека. Камера, похоже, находилась у них с Ди за плечами, в кадре были видны практически только их спины. По другую сторону стола, лицом к камере, сидел двадцатипятилетний Рейне Даниэльссон. В этом кадре у него было взволнованное выражение лица. Рядом с ним, уткнувшись взглядом в стол, сидела безликая медсестра.

Бергер включил воспроизведение записи. Голос Ди, неожиданно девчачий, произнес:

– А это срабатывает, когда рисуешь четырехлистный клевер? Желание исполняется?

Рейне непонимающе уставился на нее и пробормотал:

– Не знаю… Думаю, нет…

– А что было, когда вы рисовали четырехлистный клевер, Рейне? Ваше желание должно было исполниться?

Тут Рейне Даниэльссон вздрогнул, как от удара, взгляд забегал.

– Я не…

Ди наклонилась вперед и мягким голосом продолжила задавать вопросы:

– Ваше желание исполнилось в хижине, Рейне? Это тогда вы сделали рисунок, после которого прекратили рисовать? Клевер? Вы нарисовали четырехлистный клевер, Рейне? Каково это, рисовать на человеческой коже? Посреди моря крови?

Рейне Даниэльссон встал, взволнованный и дрожащий. Медсестра тоже встала и приобняла пациента. Было видно, что Рейне не может произнести ни звука. Он был бледен, слова застряли у него в горле.

В этот момент встал и Бергер. Он поднял правую руку, вытянул указательный и средний пальцы, так что кисть стала похожа на двуствольный револьвер. Потом направил псевдопистолет на Рейне и издал звук, имитирующий выстрел. Кисть дернулась, как от отдачи.

Медсестра покачала головой и подняла глаза на Бергера.

– Это было лишнее, – сказала она.

Бергер ответил:

– Будет лучше, если вы будете говорить о вещах, в которых разбираетесь.

Ди гоготнула. На короткое мгновение взгляд медсестры потемнел, в нем стала видна неожиданная сила.

Медсестра взяла Рейне за руку и без слов повела его к двери. Бергер сел на стул и спросил Ди:

– Как ты думаешь, как прошел допрос?

На этом запись обрывалась. Бергер снова судорожно кликнул на кнопку воспроизведения, и они еще раз пересмотрели этот короткий эпизод. Когда темный взгляд медсестры упал на Бергера, он нажал на паузу. И тут он впервые разглядел ее лицо.

– О, черт, – пробормотал он и почувствовал, что бледнеет.

– Это…

– Конечно, это она. Это Лена Нильссон.

– Ты уверен?

– Черт, разумеется, я уверен. Это молодая Йессика Юнссон. Я ее тогда не видел. То есть не видел по-настоящему.

Телефонная трубка затрещала, из нее раздался голос Ди:

– Это ведь она?

Блум увеличила изображение лица медсестры.

– Есть что-то странное в этом взгляде, – сказала Молли.

– Да, – отозвалась Ди. – Ей очень не понравились твои слова, Сэм. И мой чертов гогот. Если посмотреть на это сейчас, как бы со стороны, то видно, что мы повели себя неуважительно.

– Черт, до чего же память умеет приукрашивать прошлое.

– Я совсем не помнила этого твоего жеста, с пистолетом, – сказала Ди.

– Я тоже.

– Мы допрашивали убийц. И отпустили их.

– Но они вас запомнили, – вклинилась в их диалог Блум. – Посмотрите на этот взгляд. В этот момент ты отпечатываешься у нее в памяти, Сэм. Через восемь лет Рейне зарегистрируется в лечебнице под именем Сэм Бергер, а Йессика напишет письмо и адресует его непосредственно тебе, Дезире. У них давно уже были на вас планы.

– Да какого им от нас надо-то? – заорал Бергер. – Чего Йессика хочет от меня?

– Не знаю. Может быть, ей нужна публика или сильный отец, который ограничит и остановит ее. А может быть, она просто хочет похвастаться. Не знаю. Но она точно зациклилась на тебе, Сэм.

– Я должна это все обдумать, – сказала Ди и отключилась.

– Давай еще раз, – скомандовала Блум.