– Судя по вашему рассказу, у вас были не очень близкие отношения?

– Они были настолько близкие, насколько это возможно между такими людьми, как я и она. У меня были свои секреты, у нее, вероятно, свои. У каждой из нас был свой мир, мы обе были по большей части погружены в себя. Я, например, так и не рассказала ей о своей сексуальной ориентации.

– Но что-то ведь ее интересовало? – спросил Бергер. – Чем она увлекалась в подростковые годы?

– Интернетом. В девяностые годы она много времени проводила в разных интернет-сообществах. Думаю, именно там она познакомилась с кем-то, кто пригласил ее в Америку.

– А друзья, подруги? У нее же должны были быть какие-то приятели.

– Она говорила, что они есть, но никогда не приглашала никого в гости.

– А мальчики? Молодые люди?

– Насколько я знаю, нет. Я пыталась как-то раз задать ей этот вопрос, но она от него отмахнулась.

– А потом отъезд в Америку. Почему вы думаете, что это связано с интернет-сообществами?

– Это одна из немногих вещей, о которых она рассказывала. О том, что в Сети она нашла возможность общения с такими же людьми, как она сама. Главным образом, в Америке.

Молли Блум наклонилась вперед и в первый раз вступила в беседу:

– Что значит «с такими же людьми, как она сама»? Она чувствовала себя особенной? Ведь иначе она бы так не выразилась. В чем была ее необычность? Кого она назвала «такими же людьми, как она сама»?

Бергер добавил:

– Дело в том, что, честно говоря, мы до сих пор совершенно не понимаем, какой она была. Вы действительно жили с Йессикой десять лет? Десять самых важных для формирования личности лет?

– Она умерла, – тихо проговорила Эбба Хульт. – Какое это теперь имеет значение? Дайте ей покоиться в мире.

– Она пережила нечто ужасное, – сказал Бергер. – В восемь лет она нашла свою маму мертвой, в луже крови, совершенно неожиданно. Это должно было наложить отпечаток, глубокий отпечаток. Вам надо рассказать нам больше, Эбба. Она не упокоится в мире, пока она покоится во лжи.

– Ваше расставание не кажется мирным, – дополнила его Блум. – Йессика дожидалась дня совершеннолетия, чтобы сообщить, что собирается в США, одна, в восемнадцать лет.

– Она должна была объяснить, почему именно туда, – сказал Бергер. – Для того, чтобы встретиться с «такими же людьми, как она сама»?

– Думаю, да, – ответила Эбба Хульт, опустив глаза. – Она сказала, что хочет познакомиться с реальностью, с неприкрытой реальностью. А не с инкубатором, в котором я держала ее взаперти.

– А вы держали ее взаперти в тепличных условиях?

– Я, разумеется, пыталась ее защитить. Она же пережила нечто, чего не должен пережить ни один ребенок.

– Но дали ли вы ей эту защищенность, Эбба? – спросила Блум. – Или вы давали ей только молчание и пустоту?

Вдруг непроницаемая оболочка Эббы Хульт дала трещину. И Бергер, и Блум заметили, как прошлое проникает за ее металлический панцирь. Или как этот панцирь сам спадает.

– Я пыталась! – воскликнула она срывающимся голосом. – Я правда пыталась. Я оказалась матерью совершенно внезапно. Я не хотела становиться матерью, никогда не планировала ей стать. Я не знала, как надо поступать. Я думала, ей нужны были тишина и покой.

– Вы не могли с ней поговорить? – спросила Блум.

– Это было нереально. Мы как будто говорили на разных языках.

– И все же вы должны были выяснить, чего она хочет, разве не так? Как бы то ни было, это предполагал ваш долг опекуна, который вы сознавали. Что за «неприкрытую реальность» она имела в виду? Что это за «такие же людьми, как она сама», с которыми ей хотелось познакомиться? Ведь вы же наверняка заглядывали в ее компьютер, когда ее не было дома? Вы наверняка искали в истории посещений, в каких сообществах она состояла? Что вы обнаружили? Что это за вещи, которые, если о них заговорить вслух, не позволят ей упокоиться в мире?

– Я бы очень хотела, чтобы вы сейчас же ушли, – надтреснутым голосом проговорила Эбба Хульт.

– Мы этого не сделаем, – ответил Бергер. – Пока не узнаем то, ради чего приехали. По счастью, это то самое, о чем вам необходимо выговориться, Эбба.

Она покачала головой. На стол капнули слезы, рядом с печеньем. Блум наклонилась к ней, погладила по руке и задала вопрос, четкий и ясный:

– Зачем Йессика поехала в США, Эбба?

– Она хотела встретиться с такими же, как она: с теми, кто пережил семейную трагедию. Она состояла в сообществе, в котором общались те, кто видел очень много крови, кровь родных. И еще в одном, которое называлось без_отца. Она составила список с именами и адресами людей из самых разных мест в США.

– Это кажется вполне разумным, – сказала Блум. – Она хотела встретиться с людьми, оказавшимися в такой же ситуации, узнать, какие у них выработались стратегии выживания. С терапевтической точки зрения, это, наверное, правильно. Не может быть, чтобы вы из-за этого не хотели говорить. Что еще вы нашли в компьютере Йессики?

Пожилая женщина снова покачала головой и больше ничего не сказала. Блум продолжила, очень мягким тоном:

– Десять лет Йессика прожила, преследуемая кошмарами. Меня очень радует, что у нее был позитивный план действия, что она – в отсутствие разговоров дома – нашла других людей, попавших в такую же ситуацию, с которыми она могла общаться. Но ведь было и что-то деструктивное, да, Эбба? Может быть, что-то саморазрушительное?

Эбба Хульт взяла кусочек сахара, положила между губ и потянулась за чашкой с кофе. Она медленно вылила немного кофе на блюдце, поднесла ко рту и всосала уже остывшую жидкость через сахар.

– Кофе с блюдца, – улыбнулась Блум. – Моя бабушка тоже так делала. Это придавало ей уверенности.

Эбба Хульт проглотила сладкий кофе и улыбнулась в ответ. Потом заговорила:

– Йессика была очень сдержанной. Почти ничего мне не рассказывала. Но когда я увидела историю просмотров в ее компьютере, я поняла, как много всего происходит за этим невыразительным фасадом. В тихом омуте…

– Что же вы там увидели, Эбба? – спокойно спросила Блум. – Что всплыло из тихого омута?

– Секс.

– Но не обычный секс, не правда ли?

– Я никогда раньше не видела ничего подобного. Я тоже тайком посматривала иногда лесбийское порно. Но это было нечто совершенно другое.

– Что это было, Эбба?

– Ей было семнадцать лет, – воскликнула Хульт. – Ей не следовало смотреть такое. Ей не следовало общаться с такими людьми.

– Что это было?

– Я не знаю, как это правильно назвать. Может быть, доминирование. Жестокий секс, подчинение и доминирование.

Блум бросила быстрый взгляд на Бергера. Он сохранял абсолютное спокойствие, не выдавая никаких эмоций.