Существует ли этическая разница между использованием фальшивых документов и ложью полицейскому? Наверное, нет. В тот момент Трокме сопровождал один из его сыновей. Он все еще активно занимался спасением беженцев. Иными словами, у него была масса смягчающих обстоятельств, чтобы оправдать ложь во спасение.

Но дело не в этом. Трокме была свойственна та же блистательная дерзость, что отличала Джея Фрайрайха, Уайатта Уокера и Фреда Шаттлсуорта. И прелесть такой дерзости в том, что дерзкие люди ничего не выгадывают и не просчитывают, в отличие от всех остальных. Уокеру и Шаттлсуорту было нечего терять. Ваш дом разбомбили, а ку-клукс-клановцы окружили вашу машину и молотят вас кулаками, неужели что-то может быть хуже? Джею Фрайрайху приказали прекратить экспериментировать, объяснив, что он рискует своей карьерой. Его высмеивали, от него отвернулись коллеги. Он держал на руках умирающих детей и вонзал толстую иглу им в большеберцовую кость. Но он прошел через самое страшное. Гугеноты, поставившие на первое место личную выгоду, отказались от своей веры или прекратили борьбу. Остались лишь упрямые и несмирившиеся.

Офицер, который арестовал Трокме, так и не спросил у него документы. Трокме уговорил полицию отвезти его обратно на вокзал, где он встретился с сыном и ускользнул через боковую дверь. Но если бы полицейские попросили подтвердить, что его зовут Беге, он бы сказал правду: «Я не месье Беге, я пастор Андре Трокме». Ему было все равно. Если вы Голиаф, как, скажите на милость, можно одолеть того, кто мыслит подобным образом? Можно, разумеется, его убить. Но это лишь один из вариантов подхода, который так показательно обернулся против британцев в Северной Ирландии и против Закона трех преступлений в Калифорнии. Избыточное применение силы нарушает легитимность, а сила без легитимности порождает неповиновение, а не покорность. Андре Трокме можно было убить. Но вероятнее всего, его место тут же занял бы другой Андре Трокме.

Когда Трокме было десять лет, его семья отправилась в деревню. Он вместе с двумя братьями и кузеном сидел на заднем сиденье автомобиля, а родители на переднем. Отец разозлился на медлительного водителя ехавшей впереди машины и прибавил скорость, чтобы обогнать ее. «Поль, Поль, не так быстро. Мы попадем в аварию!» – закричала мать. Машина потеряла управление. Маленький Андре выполз из-под обломков. Отец и братья остались целы и невредимы. А мать погибла. Мальчик увидел ее безжизненное тело неподалеку. Противостоять нацистскому офицеру – ерунда по сравнению с тем, что значит видеть мертвую мать, лежащую на обочине дороги. Как много лет спустя писал сам Трокме:

Если я много грешил, если я был с тех самых пор одинок, если моя душа застряла в водовороте одиночества, если я все ставил под сомнение, если я был фаталистом, если я был исполненным пессимизма ребенком, который каждый день ожидает смерти и почти что на нее напрашивается, если я слишком долго и тяжело обретал счастье, если я до сих пор отличаюсь угрюмостью и не умею смеяться от всего сердца, то лишь потому, что ты покинула меня 24 июня на той дороге.

Но если я верил в вечность… если я всей душой к ней стремился, то тоже потому, что был одинок, потому что ты перестала быть моим богом, наполнять мое сердце своей бурлящей и всепоглощающей жизнью.

Не привилегированные и удачливые помогали евреям во Франции, а опальные и несчастные, и это должно напоминать нам о том, что зло и невзгоды отнюдь не всесильны. Если вы бомбите город, то несете с собой смерть и разрушения. Но тем самым создаете сообщество непострадавших, стойких людей, готовых противостоять захватчикам. Если вы забираете у ребенка отца или мать, то заставляете его страдать в отчаянии. Но в одном случае из десяти из этого отчаяния рождается неукротимая, сильная личность. Если лишить человека умения читать, он развивает в себе талант слушать. Вы видите гиганта и пастуха в долине Эла, и ваш взгляд прикован к человеку с мечом, и щитом, и блестящими доспехами. Но красоту и пользу в этот мир приносит именно пастух, обладающий такой силой и целеустремленностью, какие нам и не снились.

Старшего сына Магды и Андре Трокме звали Жан-Пьер. Это был впечатлительный и одаренный подросток. Андре Трокме был очень привязан к нему. Однажды вечером, под конец войны, семья отправилась послушать исполнение стихотворения Вийона «Баллада повешенных». Следующим вечером, вернувшись домой к ужину, родители нашли Жан-Пьера, повесившегося в ванной комнате. Трокме, спотыкаясь, выбежал из дома с криками «Жан-Пьер! Жан-Пьер!». Позднее он писал:

Даже сегодня я ношу в себе смерть, смерть своего сына, я подобен надрубленной сосне без верхушки. Отрубленные верхушки у сосен больше не отрастают. Они так и остаются изувеченные, искореженные.

Но, несомненно, он сделал паузу, когда писал эти слова, поскольку все события в Шамбоне свидетельствуют о том, что это далеко не вся история. Затем он написал:

Зато они становятся более сильными, именно это со мной и происходит.

Мудрость и щедрость многих людей нашла свое отражение в этой книге. В первую очередь моих родителей; моего агента Тины Беннетт; нью-йоркского издателя Генри Файндера; Джеффа Шандлера, Памелы Маршалл и всей команды Little, Brown; Хелен Конфорд из Penguin в Англии и огромного числа моих друзей, всех не сосчитать. Среди них: Чарльз Рэндольф, Сара Лайолл, Джейкоб Вайсберг, чета Линтонов, Терри Мартин, Тали Фархадиан, Эмили Хант и Роберт Маккрам. Особую благодарность выражаю Джейн Ким и Кэри Данн, проверявшим факты, а также моему консультанту по теологическим вопросам Джиму Леппу Тиссену из города Китченер, Онтарио. И, как всегда, Биллу Филлипсу. Тебе нет равных. М.

На сегодняшний день существует огромное число научных работ, посвященных битве Давида и Голиафа. Один из источников: John A Beck, “David and Goliath, a Story of Place: The Narrative-Geographical Shaping of 1 Samuel 17,” Westminster Theological Journal 68 (2006): 321–30.

Отчет Клавдия Квадригария о поединке взят из книги Росса Кована For the Glory of Rome (Greenhill Books, 2007), 140. Никто в древние времена не поставил бы под сомнение тактическое превосходство Давида, если бы стало известно, что он мастерски владеет пращой. Вот что пишет римский военный историк и теоретик Вегеций («Краткое изложение военного дела», книга первая):

Следует также старательно обучать молодежь бросать камни, рукою или при помощи пращи. Говорят, что первыми изобрели пращи жители Балеарских островов и так старательно заставляли своих детей упражняться в этом искусстве, что матери не позволяли своим маленьким сыновьям прикасаться к пище, прежде чем они не попали в нее назначенным для этого камнем из пращи. Часто против бойцов, вооруженных шлемами и панцирями, были направлены из пращей или из фустибул (метательных палок) удары круглых камней, которые много тяжелее, чем любая стрела, и хотя части тела казались нетронутыми, однако они наносили смертельную рану, и без тяжелой кровавой раны враг погибал. Всем известно, что во всех сражениях древних принимали участие и пращники. Этому искусству должны быть обучены все новобранцы путем частого упражнения. Тем более что ведь носить пращу не составляет никакого труда. Иногда, случается, столкновение происходит в каменистой местности, приходится защищать гору или холм или отражать варваров, осаждающих укрепление или город, камнями и пращами[69].