Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ему нужно вести себя нормально и не провоцировать архисоветников и врагов на активные действия, поэтому Леонхашарт прерывает тренировку, садится в свой автомобиль и отправляется домой через залитый утренним светом кольцевой город.
Город тоже кажется Леонхашарту другим, хотя как ответственный за его функционирование, он прекрасно знает каждую улицу и каждый дом, где и что пора ремонтировать, а что может подождать, где надо подкорректировать инфраструктуру, а где всё работает как часы. И даже ремонт после разрушений не меняет этого, ведь его провели в соответствии с аварийными планами и инструкциями Леонхашарта.
Автомобиль он оставляет на внутренней парковке. Подходит к шахте, тянущейся до его покоев на самом верхнем этаже, и распахивает крылья.
Вдох, рывок вверх, шелест крыльев – Леонхашарт взлетает легко, как никогда. Он сам себе напоминает откалиброванный прибор, впервые работающий так потрясающе чётко. До верха не долетает, ныряет в проём на четыре этажа ниже. После двух дней в броне, в напряжении волевых и магических тренировок Леонхашарту хочется простой физической активности – и не под носом у всяких соглядатаев.
Паролем он открывает пискнувший электронный замок. Свет включается сам. Леонхашарт, стянув сапоги, сквозь раздевалку направляется к залу с бассейном. Лёгкое дуновение сквозняка смущает его, но недостаточно, чтобы остановиться.
Но когда нога оказывается в луже, это уже настораживает. Из-под двери сильно натекло. Леонхашарт шагает в сторону и распахивает створку. В зале бассейна сразу загорается свет.
Там тихо.
Подождав, Леонхашарт заглядывает внутрь.
Вокруг бассейна всё залито водой.
И источник сквозняка тоже понятен: в стене пробита дыра в техническую шахту.
Никого нет.
«Штурмовая группа проникла внутрь, пока я решал, пускать Гатанаса или нет?» – предполагает Леонхашарт, но не понимает, зачем штурмовой группе ломать стену в бассейн. Ладно бы тот располагался непосредственно под его комнатами, а так… в чём смысл?
Осторожно ступая по лужам, по влажному песку между вывернутыми кирпичами стены Леонхашарт проходит к дыре. Заглядывает в шахту, и его лицо овевает лёгкий ветерок.
В темноте трудно что-то разглядеть, но Леонхашарту кажется, что трубы как-то неровно идут и провода торчат.
Нахмурившись, он убирает голову из дыры в стене, оглядывает лужи на полу, слегка обмелевшую огромную чашу бассейна.
Магия не даёт Леонхашарту ответа на вопрос, что же здесь произошло, но подтверждает, что трубы и провода на нижних уровнях помяты и сорваны.
И Леонхашарт очень жалеет, что при смене системы безопасности не активировал здесь камеры.
Он ещё раз внимательно оглядывает всё – и направляется к выходу совершенно растерянный.
***
– Не знаю я, где Саламандра. – Сажусь на постели и сильнее чешу зудящий лоб. – Она из гетто выбралась, но больше я её не видела. И если о ней не было в новостях, значит, Саламандра где-то очень хорошо прячется.
– Она мне срочно нужна! – Уронив планшет, Мад хватает подол моей сорочки (интересно, кто меня переодел?) и отчаянно дёргает. – Ты не понимаешь: миледи Юмаат меня убьёт, если не напишу отчёт наблюдений за Саламандрой, а как я это сделаю без неё?
– Так ты поэтому здесь прячешься?
– Да, тебя ждал, надеялся, а ты… ты… – Отпустив мой подол, Мад хватается за голову. – Это конец. Мне надо бежать из Нарака!
– Так беги, – пожимаю плечами. – Я бы с такой начальницей уже давно смоталась.
Дверь приоткрывается, впуская свет и шёпот Катари:
– Не волнуйся, я тихо, не разбужу, а тебе надо быть красивой на свидании.
– Зачем? – недовольно бубнит Манакриза. – Понимаю, к кому-нибудь достойному шла бы, а так…
Сердце радостно ёкает, я расплываюсь в улыбке.
– На тебя будет весь Нарак смотреть, – назидательно возражает Катари, заглядывает внутрь и, заметив меня, широко распахивает дверь. – Настя проснулась!
– Ну наконец-то!
И тут же в комнату, подталкивая её, вваливаются Лисса и Манакриза в чёрном облегающем платье. Они все вместе бросаются ко мне. Я тону в их горячих и крепких объятиях, кровать нервно скрипит.
– Мы так волновались…
– Ты так долго спала…
Они очень тёплые, Лисса и Катари мягкие, а Манакриза жёсткая, но… ласковая. Да, пожалуй, это чувствуется сейчас, когда воинственность оставлена позади.
– Ты победила на этом этапе, ты в пять раз больше всех голосов получила! – восхищается Катари. – Поздравляю!
А я, просунув руку между их плеч, почёсываю лоб. Победа была ожидаема, куда интереснее другое:
– Кто вылетел?
И нет ничего удивительного в надежде: только бы Принцесса!
– Принцессу оставили, – сразу огорчает Лисса.
– Выкинули Шату, Тирину, Наяну, – перечисляет Катари пострадавших от ударов Манакризы и моих. – Далину.
Учитывая, что сразу выставили побитых, Далину могли вывести из игры за то, что не осмелилась напасть. Похоже, демоны любят драки погорячее, но одно имя не прозвучало, и это не вписывается в общую картину.
– А Джель? – удивляюсь я.
– Похоже, о ней просто забыли, – пожимает плечами Манакриза, по контуру очерченная светом дверного проёма. – Один голос «за», и при сравнении с остальными это спасло её от вылета.
– Понятно, – киваю я и снова чешу лоб. Что ж он так зудит-то, а?
– А кое-кому пора на свидание, – певуче напоминает Катари и многозначительно смотрит на Манакризу.
Та закатывает глаза:
– Ну почему мне выпал именно он?
– Судьба! – уверяет Катари с улыбкой.
– О да, ты-то более чем довольна своим выигрышем, а мне с недоразумением хвостатым опять возиться.
– Предложи ему тебя покатать, – я опять чешусь. – И тебе приятно, и ему болтать некогда будет.
– Так она и так его в любое время оседлать может. – Катари тянет её к ванной.
В любое время оседлать может?.. Кажется, я что-то пропустила.
– И не сопротивляйся, – Катари включает в ванной свет. – Давай другое платье подберём, более… подчёркивающее твои формы. И прикрывающее шрамы. Понимаю, по меркам твоего мира это чуть не украшения, но не надо пугать котика.
– Может, я как раз хочу его испугать.
– Куда уж больше? – фыркает Лисса.
Катари не унимается:
– О, не сопротивляйся, я всё равно не отстану, а ты не хочешь меня обижать. Давай выберем тебе подходящий наряд.
Лисса включает свет в самой спальне и закрывает дверь в гостиную. Всё это время Мад, оказывается, прятался под кроватью, а теперь снова вылезает: