Она снова улыбнулась, обнажив ровные белые зубы.

— Белая кожа мне тоже к лицу. А теперь спи, темплар. Тебе нужен отдых…

Шенк открыл рот, хотел было сказать, что не желает спать, что ему надо расспросить ее подробнее обо всем, что сказал гонец, о том, сколько уцелело ополченцев… Но веки тяжелели, а закрывшись, уже упорно отказывались подниматься вновь. Сознание плыло, появилось ощущение падения куда-то в пустоту — он еще делал попытки вынырнуть, снова вернуть себе способность мыслить, и в то же время понимал, что это невозможно, что не родился еще человек, способный противостоять усыпляющему воздействию вампира. А затем сознание полностью погасло, и Шенк погрузился в глубокий, без сновидений сон…

Второй раз он проснулся много позже — вокруг стоял шум и гам, гремело железо, ржали кони, слышался людской гомон. Шенк приподнялся — теперь это получилось гораздо легче, хотя слабость еще оставалась и он не был уверен, что сможет встать. Нога пульсировала болью, этим следовало бы заняться в первую очередь, но если началось воспаление, одним его Знаком Исцеления от раны не избавиться. Воспользуйся он даром Сиксты в самом начале — и сейчас от раны остался бы только шрам, но время было упущено.

Синтия, видимо, следила за ним, поскольку тут же оказалась рядом.

— Мы прибыли в Орхаен! — доложила она четко, как отменно вышколенный адъютант. — Клянусь Сикстой, я еще никогда в жизни не видела столько людей сразу. Кажется, даже в Пенрите народу было меньше.

Он усмехнулся:

— Скорее всего там людей было куда больше, просто Пенрит — большой город и порт, а Орхаен — всего лишь крепость. Ладно, мы прибыли и что теперь?

— Штырь пошел на доклад к командору Себрассу, скоро вернется. Да вон, он уже идет…

Бывший разбойник был не один. Рядом, чуть прихрамывая, шагал невысокий человек в легких кавалерийских доспехах. Небольшая, всего в ладонь длиной, пряжка в виде золотого меча скрепляла длинный пурпурный плащ командора.

Командор Унгарт Себрасс был уже далеко не молод. Его худое лицо, обрамленное аккуратно подстриженной седой бородкой, когда-то, наверное, выглядело привлекательным. Но сейчас трудно было даже сказать, чего на нем больше — шрамов, полученных в боях, или иных отметин, тех, что оставляет безжалостное время… но которые свидетельствуют о мудрости. Глубокие морщины, серебристые пряди в слегка вьющихся волосах, белые бескровные губы, упрямо поджатые… в одном из боев вражеская стрела почти поразила его в левый глаз, разорвав кожу на виске. От той раны давно уж почти не осталось и следа, лишь шрам, почти незаметный под густым загаром — а вот глаз с тех пор так и остался навсегда прищуренным, и казалось, что Унгарт смотрит на собеседника с легкой иронией или даже насмешкой. При этом сложно было назвать человека более чуждого веселью. Командор Себрасс всегда был серьезен, даже в тех случаях, когда его собеседниками были хорошенькие девушки. Может, именно поэтому он до сих пор был один, так и не найдя себе достойную спутницу жизни.

Командор шел неторопливо, не проявляя нетерпения, но все — и даже лошади — уступали ему дорогу. Себрасс остановился прямо перед телегой, где Шенк все еще без особого успеха пытался принять подобающую рыцарю позу. Но голова продолжала кружиться, а руки предательски дрожали, не желая поддерживать ослабевшее тело.

— Оставь это, воин. — Командор коротко отдал честь.

Шенк попытался ответить тем же, но как только вес тела оказался перенесен на одну руку, та не выдержала, подогнулась, и темплар не слишком красиво завалился на бок, застонав от боли, пронзившей ногу. Синтия прыснула, Штырь чуть заметно покачал головой, на лице командора не дрогнул ни один мускул.

— Ты нуждаешься в лекаре, воин, — сухо бросил Себрасс. — Я распоряжусь. Твой помощник, — короткий кивок в сторону Штыря, — доложил о стычке со «Степными волками». Поздравляю с боевым крещением, молодой человек.

Шенк пробормотал что-то вроде того, что все его помыслы направлены на благо Ордена, но ответить четко, отдавая честь, при этом лежа на телеге с сеном, было несколько затруднительно. Но Себрасс пропустил слова Леграна мимо ушей, продолжая начатую фразу. Правда, теперь в его голосе напрочь отсутствовало тепло… которого и раньше там особо не наблюдалось.

— Но запомни на будущее, молодой человек, если ты хочешь, чтобы оно у тебя вообще было. Полководец не может ставить успех кампании или даже отдельного сражения в зависимость от собственного умения владеть оружием. Если на то пошло — в зависимость от умения любого отдельного человека. Войны не выигрываются одиночками. Если бы ты проиграл, всех твоих людей вырезали бы как баранов. Минги не берут пленных… вернее, берут, но не из числа воинов.

— Но я же… — Шенк почувствовал, что лицо заливает краска стыда.

— Ты действовал по велению сердца. — На скулах Себрасса заиграли желваки, а в глазах застыл лед. — А должен был думать головой. Нуда ладно… победителей не судят, но если ты еще раз выкинешь такую глупость, суд я тебе обеспечу.

Он резко повернулся на каблуках и, прямой как палка, зашагал в сторону донжона крепости. Огромная центральная башня, крепость в крепости, внушала немалое уважение своими размерами… и все же была куда скромнее, чем аналогичное сооружение Цитадели Сайлы.

— Не переживай, Шенк, — прошептала Синтия. — Говорят, он хороший человек. Просто… сейчас у него плохое настроение.

— Где тут раненый? — раздался хриплый голос.

Возле телеги стояла старуха… на вид ей было лет сто, не меньше, да и выглядела она настоящей ведьмой — худая, вся покрытая толстыми темно-коричневыми родинками, с длинным крючковатым носом и редкими седыми волосам. За ее спиной маячили три мордоворота, каждый из которых по весу превосходил Шенка чуть ли не вдвое. Этой карге вполне подошел бы наряд из разноцветных грязных лохмотьев… но бабка была одета аккуратно и чисто, в длинное платье темно-коричневого цвета, скромное, но из хорошей ткани.

Старуха смерила темплара чуть насмешливым взглядом, затем несколькими резкими движениями сорвала с его ноги повязку, не обращая внимания, что Шенк взвыл от боли. Рядом зашипела Синтия, ее глаза метали молнии, а тонкие пальчики теребили рукоять меча. Шенк стиснул ее руку, давая понять, что все нормально и не следует протыкать лекарку насквозь просто за порывистость движений.

— Угу… — пробормотала старуха, разглядывая покрасневшую, горячую рану. — Ага… Малыши, тащите-ка его в десятую палату, там ему как раз место.

«Малыши» дружно закивали, растягивая мясистые губы в улыбке, а затем подхватили Леграна, словно он весил не больше перышка, и куда-то потащили. Синтия семенила рядом, бдительно озираясь по сторонам и не убирая руки с эфеса. Впрочем, на нее никто не обращал внимания, ни мордовороты, перебрасывающиеся сальными шуточками, ни ковыляющая позади старуха.

Десятая палата оказалась просторной комнатой, сплошь уставленной низкими широкими лежаками. Большая часть из них была занята — и в воздухе висел тяжелый запах лекарственных снадобий. Похоже, раненых в крепости было немало. Леграну досталась лежанка у забранного мелкой кованой решеткой оконного проема. Пожалуй, одна из лучших — воздух здесь был чище, а аромат лекарственных отваров — заметно слабее.