попыталась найти знакомые лица среди наблюдавших за ней людей с трибун, но ничего не вышло. Прежде чем начать говорить, она подумала, что это и к лучшему. Ей было бы гораздо сложнее, если бы она видела глаза близких, наполненные жалостью и отвращением. Так и было бы, а ведь когда-то эти глаза излучали нежность и любовь к ней.

«Как все грустно сложилось в итоге, — прошептала она, едва шевеля губами. — Все плохо началось, а обернулось еще гнусавее, вопреки всем ожиданиям и надеждам».

— Потому что меня вам сдала моя лучшая подруга! — язвительно ответила она.

— Это следствие определенных действий, и вы знаете, что глупо винить близких за свои собственные проступки. А если они, в частности, действовали исключительно ради вашего же блага, то и подавно. Мы с вами это уже обсуждали, помните?

— Я убила себя.

— Вас плохо слышно, — грубовато сказал врач.

И Юля повторила громче:

— Я убила себя!

— Почему вы это сделали?

— Я должна была освободиться, — недолго думая, проговорила она стальным голосом. — Только так можно было избавиться от воздействия О’Шемиры.

— Это ваш воображаемый враг?

— Что? Ах, да называйте как хотите, черт. Воображаемый, пусть будет так.

— Попрошу не выражаться, если вас не затруднит.

— Извините, — промямлила Юля, опустив голову.

По залу пробежал едва заметный гомон перешептывающихся людей. Выкрашенные светло-голубым цветом стены рассеивали звуки, среди которых, если хорошо прислушаться, можно было выхватить обрывки некоторых слов, таких как «шизофрения», «помешалась», «травма головы», «выдумка» и «самоубийство». Множества других слов она не слышала — они сливались с прочими голосами.

— Прошу тишины, уважаемые, — прогремел по залу холодный голос одного из мужчин за столом спереди. Не того же, что прежде задавал вопросы. Кто-то другой. Но продолжить решил именно он.

— С вашего позволения, — обратился он к коллегии, а следом и к Юле: — А сейчас вы свободны?

— Ну это как посмотреть, знаете ли, уважаемые, — проговорила она сквозь зубы с явственной иронией в голосе. Она бы еще указала руками на свое скованное положение, но увы, не может ими пошевелить, потому лишь поерзала на скамейке, движениями напомнив ползущую гусеницу.

— Мы понимаем, что вы имеете в виду, но также знаем, что и вы понимаете суть вопроса, не так ли?

Юля что-то фыркнула и попыталась отвернуться, не став отвечать на прямо поставленный вопрос.

— Послушайте, пожалуйста, мы не сможем помочь вам, если вы не хотите помочь нам разобраться во всем, что с вами происходит.

— А что со мной происходит? Разве со мной что-то происходит?

— Поступим иначе. Татьяна, будьте так добры рассказать нам, что произошло тем вечером, двадцать первого сентября прошлого года.

— Эм… Да. Юля позвонила мне…

— Простите, представьтесь, пожалуйста, для записи.

— Савонина Татьяна. В общем, она позвонила мне в… четверг это был, если не ошибаюсь. Я на следующий день еще должна была открывать магазин, но полиция меня попросила остаться и переговорить с ними по поводу Юли.

— Расскажите, что было в четверг.

— Когда я приехала к ней на стадион — это место она указала сама, — я нашла ее чрезвычайно подавленной и разбитой. Она была чем-то то ли напугана, то ли взволнована. Потом она попросила меня отвезти ее к развалинам бывшей лечебницы за Вирнаково.

— Так, и вы согласились? — спросил доктор.

— Не сразу, но она просила так, будто бы это вопрос жизни и смерти. Мне и самой стало интересно, зачем все это нужно. Ну и… согласилась.

— Что было потом, когда вы приехали?

— Шел дождь, — продолжала Таня. — Мы вышли из машины и вместе направились на те развалины. Она… завела меня в какой-то коридор, подвал, кажется. Подвал, да. Только ни крыши, ни стен там уже не было. Мокрая глина и пустота во тьме длинного коридора.

— Ближе к сути, пожалуйста, — попросил доктор.

— В общем, Юля пыталась мне показать что-то около стены, светила фонариком, но я ничего не видела. А потом… а потом… — Таню начали душить слезы, но она постаралась собраться силами и договорить. — Она себя как-то убила. Она упала и просто умерла. Я долго делала реанимацию, насколько позволяли мои навыки еще с институтского времени. Я даже не знала, я просто пробовала. А потом увидела шприц в ее недвижимой руке.

— И с его помощью вы вернули Юлию к жизни, так?

— Да… Юльчик, — не сдержалась Таня и обратилась к подруге. Коллегия не стала ее останавливать, решив послушать, что из этого выйдет. — Я не хотела… Я не хотела, чтоб все вышло именно так. Но я боялась, понимаешь? Когда ко мне пришли и сказали, что ты засветилась на камерах в том комплексе, я не поверила. Я сказала им, что это не ты, что такого не может быть, чтоб ты украла что-нибудь. Но ничего им о тебе не рассказала. А потом, после той ночи, где ты себя…

— Ну достаточно, — все же попытался ее остановить один из психиатров, но девушка его грубо прервала:

— Дайте же мне высказаться! Я не могу больше все это носить в себе! Юля, я боялась, что ты снова навредишь себе. Я не могла этого допустить, пойми меня, пожалуйста. Я не хотела, чтобы с тобой так… Не хотела!

По указанию одного из докторов, плач девушки, смешанный с почти неразборчивыми словами, прервали двое мужчин. Они вежливо попросили Таню покинуть помещение, чтобы успокоиться, сопроводив ее к выходу.

Процесс продолжился спустя минуту тишины.

— Вы говорите, — обратился доктор к Юле, — что единственным способом избавиться от вашего врага, является собственная смерть, это так?

— Я уже столько раз все этого говорила. Я не сумасшедшая. Я не выдумала все это, поймите же вы наконец!

— Ответьте, пожалуйста, на поставленный вопрос, — более тонким и дружелюбным голосом попросил ее мужчина с противоположного края столов. Голос, который еще не звучал на этом заседании, если можно так назвать.

— Да. Мне нужно было умереть, но не совсем. Я ж не дура, чтобы совсем себя убивать. Я потому и взяла с собой Таньку, дала ей шприц с атропином. Предварительно почитала, что его как раз таки применяют при асистолии сердца.

— Значит, вы подготовились и знали, на что идете?

— Ну конечно! — радостно проговорила Юля.

— И вас заставил себя убить тот О’Шемира, верно?

— Нет… — Она глубоко вздохнула. — Я уже со счета сбилась, сколько раз все это рассказывала. Я была последней из зараженных. Убив последнего, можно было уничтожить ту тварь. И у меня все получилось.

— Тварь, как вы выразились, которой никто никогда не видел…

— Почитайте лучше книгу, — перебила его Юля. — Там все достаточно подробно описано. Она ведь у