Мужчина, стоявший напротив, даже отступил на шаг, сделал озадаченное лицо:

– Психологом? Не думал, что мне нужна помощь специалиста такого профиля. Но… вам, видимо, виднее. Говорите, Полина.

– Хорошо. Я задам вам всего один вопрос. Вы можете не отвечать на него вслух. Главное, ответьте на него самому себе. Договорились?

– Да. – Галкин выглядел сбитым с толку, растерянным. Что ж, как раз то, что нужно, чтобы расшатать выстроенные вокруг сердца стены.

– Мне кажется, Георгий, что в вашем прошлом был человек, который заставил вас сомневаться в том, что вы – интересный, привлекательный, достойный любви мужчина. И вы всю жизнь, сами того не понимая, доказываете тому человеку, как он был не прав. Думаю, вы легко вспомните – кто он. А вопрос простой: может, вы уже давно всем все доказали, и теперь имеете право жить по-своему, а не метаться от женщины к женщине и завоёвывать все новые вершины?

Договорив, я кивнула Георгию, глаза которого потемнели и уставились куда-то в пространство, не замечая меня, и вышла. Остановить меня никто не пытался.

Полина, как и обещала, не задержалась надолго: догнала меня буквально через пять минут – я едва успел дойти до гаражей и отпереть дверь нужного бокса. Вид у девчонки был серьезный, сосредоточенный, но не грустный.

– Как все прошло? – я передал ей ключи и кивнул на Шкоду, давая понять, чтобы ученица выгнала машину из бокса.

– Все в порядке. Думаю, я немного озадачила твоего партнера. Надеюсь, он подумает о том, что я ему сказала.

Вот умеет же вроде и ответить на вопрос, а вроде ничего не сказать. Сразу видно: психолог!

Дальше расспрашивать я не пытался, понял, что подробностей не дождусь. Скомандовал, возвращаясь к делу:

– Поехали на маневровую площадку, будем тренировать твою реакцию на внезапно возникающие препятствия движению.

Следующие полтора часа пролетели незаметно. Полина старательно училась следить за дорогой по зеркалам, вовремя сворачивать в нужную сторону или притормаживать. Я сидел рядом, периодически что-то советовал, а заодно боролся с неуемным желанием наплевать на все, схватить ученицу в охапку и зацеловать всю, с ног до головы, чтобы глаза ее затуманились, щеки запылали, дыхание сбилось, чтобы она почувствовала тот же огонь в крови, который сжигал меня.

Одновременно в голову против воли лезли мысли о том, как быть дальше – что с Лисицыной, что с Георгием. Впрочем, что делать с Полиной, было понятно: ухаживать, водить на свидания, сближаться. Надо только придумать, куда пригласить ее в воскресенье после урока. В субботу у нее дежурство, так что увидеться никак не выйдет.

Галкин.

Как с ним быть?

Жорик неожиданно из друга превратился в серьезно настроенного соперника, готового на многое ради победы. Вот не было мне еще и этой головной боли! Уверен: сама Полина сумеет отшить его раз и навсегда, но ко мне у друга претензии все равно останутся. Неужели он и правда влюбился, как и я? Или это просто уязвленное самолюбие? Жора не привык получать отказы…

Эх! Не хочется терять делового партнера. Буду надеяться, про уход из «ЭргоДрайва» он сгоряча ляпнул. Теперь, когда Полина дала Жорику понять, что он ей неинтересен, – быть может, он все же одумается?

Похоже, я слишком сильно погрузился в свои мысли, иначе бы заметил вовремя, что моя ученица разогналась, зазевалась и не успела вовремя притормозить.

Хрясь! Плоский пластиковый манекен в виде человеческой фигуры рухнул на асфальт, скрежетнул по днищу Шкоды. Лисицына резко остановила машину, скрестила руки на руле и уронила на них голову. Плечи ее вздрогнули – раз, другой.

– Не могу… не могу я… – раздался в тишине едва слышный шепот.

– Эй! Ну-ка отставить слезы! – я растерялся: что делать с плачущей женщиной, особенно когда каждая ее слезинка все равно что кровавая дорожка на моем сердце – я не знал. И мои навыки разведчика тут оказались бесполезны. – Ну, что за паника? Что за отчаяние?

– Эти фигуры – словно я реальных людей сбиваю. Мне скоро кошмары с ними сниться будут! Может, мне просто лучше продать свой фольксваген и забить на вождение? Все равно не быть мне водилой, как ни старайся!.. – Полина снова всхлипнула, а я замер, задохнулся от боли, сжавшей в тугой узел что-то в животе.

Это она серьезно?

Она в самом деле собирается бросить занятия, уйти из «ЭргоДрайва», не доучившись?! Может, она и меня больше видеть не захочет? Я ведь подвел ее, не справился, не сумел научить, разочаровал…

– Полина, – прохрипел сквозь зубы. Проклятая мышца где-то на подбородке напряглась, сократилась, перекашивая мою физиономию. Говорить сразу стало трудно. – Пожалуйста…

– Что? – все так же сквозь слезы, куда-то в сложенные руки.

– Не решай сгоряча. Я… придумаю что-нибудь, чтобы тебе помочь…

– Что ты придумаешь? Что тут вообще можно придумать?! – девчонка все-таки отлипла от рулевого колеса, выпрямилась, развернулась ко мне.

Я не успел отвернуться, спрятать от нее свой скривившийся рот. Ее глаза расширились, на заплаканном лице проступила тревога:

– Саша? Ты… что? Это ты из-за меня так?! – Полина потянулась рукой к моему лицу, но в этот раз я был не в состоянии чувствовать, как гладит она пальчиками мою сведенную спазмом щеку. Отвернулся, отдернул голову.

В салоне Шкоды повисла напряженная гнетущая тишина.

С трудом проглотив горечь, я заставил себя ответить на заданный ученицей вопрос:

– Ты сказала, что бросишь занятия. Значит, я не справился со своей задачей. Не сумел тебя научить, успокоить, вселить в тебя уверенность. Я – плохой инструктор...

Девчонка обессиленно откинулась на спинку сиденья. Громко выдохнула. Я вновь развернулся к ней и обнаружил, что она оперлась затылком на подголовник и закрыла глаза. Пользуясь тем, что она меня не видит, принялся ожесточенно растирать и разминать дергающуюся щеку.

– Саш, – заговорила Лисицына, не открывая глаз. – Если я брошу занятия, это ведь не значит, что я брошу и тебя тоже. Ты перестанешь быть моим инструктором, но останешься моим…‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍